Честным быть выгодно – новый тренд российской экономической мысли.
Удивительно, как глобально меняется содержание и смысл выступлений российских ответственных чиновников с годами. Красной нитью сквозит: рецессия, кризис. Звучат довольно грозные предупреждения.
Министр экономического развития Алексей Улюкаев назвал стагнацию российской экономики «даже худшим вариантом развития события, чем острый кризис». Глава Центробанка Эльвира Набиуллина считает опасным «перегрев кредитного рынка». И, наконец, премьер-министр Дмитрий Медведев выступил с заявлением, что Россия либо окажется в пропасти, либо «сделает шаг вперед, хотя это сопряжено с рисками».
Автору этих строк, талдычащему с 2008 года, что российскую экономику ожидает кризис куда более глубокий, чем пресловутый «крах западной экономической модели», радует, как изменилась лексика.
Совсем недавно проблемы российской экономики обозначали эвфемизмом «темпы роста сильно замедлились». Слово «рецессия» в начале года было едва ли не неприличным. Несколькими годами ранее «кремлевские гуру» от экономики все больше рассуждали о «неизбежном историческом поражении капитализма» и «успешно загнивающем Западе», а чиновники говорили об «острове стабильности» и «тихой гавани»...
Что характерно: теперь с очень серьезным видом говорят о кризисе, о проблемах, о необходимости заняться лечением назревших российских экономических коллапсов те же лица, что составляли костяк управляющей команды во времена «удвоения ВВП» и «острова стабильности». Иногда складывается ощущение, что высокопоставленные ораторы решили: «А теперь – «по чесноку».
А до этого – врали? Или ошибались? Или глаза застилал блеск российского процветания? Ширящийся экспорт ВАЗа? Прорыв российского агрокомплекса на рынки ВТО? Скупка отечественными пивоваренными холдингами европейских заводов? Рост объемов сбыта российской бытовой техники? Увеличение из года в год объемов притока капиталов в Россию? Что давало основание говорить о «тихой гавани» и позитивных перспективах?
Возможно, ответ кроется в статье премьер-министра, опубликованной в «Ведомостях». О содержании говорить не будем – оно весьма схоже с тем, что годом или двумя годами ранее говорилось на многочисленных «болотных площадях». Ощущение, что премьер тоже хотел там выступить, но опоздал на митинг. И пока не очень понятно, почему, когда оппозиция говорит о проблемах страны – это «дестабилизация социальной обстановки» и «агенты влияния», а когда чиновники год спустя констатируют все те же проблемы – это, видимо, экономический анализ?
Ну да бог с ним, с дефинициями содержания. Привлек сам заголовок премьерской статьи – «Время простых решений прошло». Есть риск, что это выглядит придирками, но все же невольно напрашивается вопрос: я правильно понял, что до этого было время простых решений? Если да, то почему? Потому что (смотри выше) «жигули» экспортировались, капиталы притекали, телевизоры «Рубин» колосились, а отечественные корнеплоды и плодово-ягодные разоряли испанских и голландских фермеров? Нет?
Тогда, видимо, потому, что раньше все решал кран. Нефтяной, конечно. Утром встал, открыл: глядь – текет! Все нормально, можно принимать простые решения.
И вдруг – время прошло.
Кстати, почему? Из крана текет. Цены на нефть не рухнули – России опять повезло. Неужели нынешняя цена на нефть, на порядок большая, чем в ругаемые «ельцинские времена», не покрывает «издержек»? Так много на этой цене «сидит» служебных лимузинов, олимпиад и универсиад, бонусов и зарплат, коррупции и сколковых, что уже не хватает?
Тогда, действительно – время простых решений прошло. Настало время сложных. А каких?
В прогнивших западных демократиях обычно при смене решений меняют управленческую команду. Потому что искренне уверены, что качество и характер решений очень часто зависит от характера и подходов управленцев. Сменил управляющего – есть шанс, что изменится управление.
Но «это же не наш метод». Потому что, во-первых, «альтернативы нет» (а кого?). Во-вторых, «коней на переправе не меняют», в-третьих, «новые еще больше разворуют». Далее – по списку.
ОК, с командой ясно. Неясно с этими самыми «непростыми решениями». В их число, насколько уже можно судить, входит: отмена социальных льгот, ликвидация материнского капитала, кастрация пенсионной системы, повышение налоговой нагрузки на малый и средний бизнес, предложение повысить подоходный налог.
Действительно, решения куда как не простые. Инвалиды, многодетные матери, пенсионеры и наемные работники – это ж смелость надо иметь, чтобы покуситься на их интересы ради блага общества. Кто, правда, остался в этом самом «обществе», ради блага которого режут доходы всех перечисленных, – непонятно.
Могли быть иные решения. Наложить вето на амбициозные проекты госкорпораций и госбанков и установить им жесткую норму прибыли, отчисляемой в бюджет. Отложить замену армейской формы на «от кутюр». Отказаться в будущем от проведения многочисленных спортивно-музыкальных шоу (самых больших в мире, между прочим, это вам не баран…). Сократить чиновный аппарат. Потерпеть годик с ритуальной заменой тротуаров и мостовых в Москве… Но это были бы слишком «простые» решения.
Так что – будем вести учет «непростых». Тем паче, что власти сейчас, помимо экономических задач, тянут непосильную ношу борьбы с духовным кризисом общества. Воюют с мелкими хулиганками из рок-группы. Запрещают растленные «Ну, погоди!». Борются с пятисотлетней привычкой курения. Табуируют оральный секс (боюсь даже предположить, сколько лет этой, несомненно, отвратительной привычке). И, наконец, борются с гомосексуализмом, потому что (как было на днях сказано) «главная проблема России – демографическая». «Верю!» – как сказал бы Станиславский. Ну, вот просто-таки верю, что запрет гей-парадов куда больше поощрит российские семьи к деторождению, чем институт материнского капитала. Конечно же, если запретить Геям парад, они пойдут и настругают детишек. И плевать, что материнский капитал отменят, и пенсии сократят – разве это влияет на желание заводить детей? Конечно же, нет.
…Из всех заявлений на тему «Наступают сложные времена» больше всего понравилось высказывание Алексея Улюкаева (говорю это без всякого сарказма). Особенно его заключительные слова: «Мы в состоянии стагнации и, с моей точки зрения, – это хуже. Потому что кризис – это ситуация, в которую входишь и из которой выходишь. А стагнация – это ситуация с труднопредсказуемыми последствиями».
Теперь вот гадаю: он сказал ТОЛЬКО об экономике или еще и об управлении?