Чечня: война, к которой привыкли
Россия привыкла. То, на что она не решилась в экономике, произошло в политике, - шоковая терапия. Терапия обезумевших хирургов, которым понравилось менять страну скальпелем.
То, что сегодня называют чеченской войной, - еще не кажется Апокалипсисом. Как Вьетнам не казался. Тем более, что на российские умы всегда действовал фактор расстояния. Афганистан - это ужасно, но это так далеко. Карабах, Фергана, Сумгаит - это уже внутри страны, но тоже где-то на окраине. Наконец, Чечня. Это уже - в самой России. От войны оказалось невозможным отгородиться ни "железным занавесом" Советского Союза, ни беловежским разводом его наследников.
Но степень реакции на шок оказалась обратно пропорциональной приближению войны. Чечня почти не вызвала реакции в обществе, организм которого требовал все большую порцию наркотика. Случилось самое страшное, что может быть в воюющей стране, - Россия привыкла.
Дом на улице Мира
В июне 95-го у Грозного две жизни. Одна проходит днем, когда в центре города, среди руин, кипит базар - главный источник еды и новостей, когда залитые солнцем улицы, несмотря на танки и развалины, кажутся мирными и спокойными, бетонные блок-посты и колонны бронетранспортеров демонстрируют уверенность армии в себе и своей способности контролировать ситуацию. Вторая жизнь начинается ночью. С наступлением комендантского часа в Грозном продолжается война.
Штаб чеченских ополченцев заявил в конце мая, что федеральные войска имеют неоспоримый контроль только над 13-14 процентами территории Чечни, 40 процентов контролируются дудаевцами, а остальная территория днем находится под контролем российской армии, ночью - дудаевских боевиков. Исполнявший обязанности командующего федеральными войсками в Чечне генерал-полковник Михаил Егоров считает, что дудаевцы контролируют только пятую часть республики.
Маленькая "рождественская война" Москве не удалась. После того как армия взяла Грозный и оттеснила боевиков к кавказским предгорьям, война разделилась на большую и малую. Большая ушла на юг. Малая война идет на всей территории. В ночь на 27 мая дудаевцы прошли всю Чечню насквозь и на ее северной границе с Россией обстреляли Ассиновскую погранзаставу. В Грозном, Аргуне, Шали каждую ночь идут перестрелки у российских постов, контрольно-пропускных пунктов военных частей, комендатур. Иногда бои продолжаются по полтора-два часа.
Не всегда точно известно, кто и с кем воюет. В Чечню вошли три армии, плохо контактирующие между собой, - регулярная, укомплектованная 18-20-летними призывниками, внутренние войска и "контрактники". Именно их Александр Невзоров назвал "псами войны, умеющими убивать и умирать". Их отличают по пиратским косынкам, обтягивающим головы, которые становятся главной мишенью для дудаевских "волков".
Наемники, подписавшие контракт, вошли в Грозный как в колонию. Вспомнили суворовский принцип "Город взят - три дня на разграбление". Командование федеральных войск вынуждено было пойти на радикальные меры против мародерства. Поэтому, врываясь в чеченские дома, солдаты требовали только водку. Иногда ковры: зимой ими утепляли танки. Уходя, наемники простреливали телевизоры, видео, холодильники, посуду. Дорогую мебель сжигали огнеметами. Из-за богатых домов, каких в Чечне много, Грозный они окрестили "маленьким Парижем".
Сегодня у Грозного есть еще одно имя. Его называют Диснейлендом войны. Роль парка ужасов играет фильтрационный лагерь. Задерживают мужчин без документов, или нарушивших комендантский час. Для "контрактников" это бизнес - своего родственника здесь можно выкупить Обычная цена - 1000 долларов за голову. Чеченцы сбрасываются целыми кланами. Те, кто побывал в лагере, отказываются говорить с журналистами. Для жителей Грозного подобная ситуация привычна. Они рассказывают, что при Дудаеве людей похищали прямо с улиц. Раньше эта опасность грозила обычно женщинам, теперь - только молодым мужчинам.
...Такси из Владикавказа до Грозного меняются трижды. Первое везет от владикавказского аэропорта до границы Ингушетии. Далее надо пройти пятьсот метров по пыльной дороге, перегороженной бетонными блоками армейского поста. Автоматчики проверяют документы. На ингушской стороне ждут другие машины - они везут по "своей" территории. Еще одна пересадка - в машину до Грозного. Три республики отгорожены друг от друга бронетехникой, "чужим" проезд воспрещен.
Водители машин предпочитают доллары и просят много - минувшей зимой они обслужили едва ли не всю мировую прессу. Американцы-телевизионщики платили не торгуясь: 200-300 долларов. Сегодня цена упала - пик интереса к чеченской войне позади. День езды стоит сто долларов, под обстрелом - в двойном размере. Для грозненцев, имеющих автомобили, это стало основным источником доходов. Три-четыре дня поездок дают возможность прокормить семью.
В 91-м Грозный напоминал Сталинград 42-го года: улицы разделились на "свои" и "чужие" - контролируемые сторонниками Джохара Дудаева и бывшего коммунистического босса Чечено-Ингушетии Доки Завгаева. В 95-м это сравнение перестало быть умозрительным. Центр города лежит в руинах. Обгоревшие, вывороченные наизнанку дома, рухнувшие перекрытия, выброшенный на улицы скарб. Горожане ходят только по мостовым: на тротуары время от времени падают остатки разбитых балконов и куски проржавевшей кровли. Постройки середины века кажутся более крепкими. Современные блочные дома превращены в бесформенные кучи мусора.
В некоторых из них до сих пор живут. Чаще всего - в подвалах. Но многие стремятся возвратиться в свои квартиры. Окна вместо стекол затягивают полиэтиленовой пленкой, пробитые снарядами стены закрывают фанерой. На балконах, над лентами выстиранного белья, краской или мелом выводятся надписи: "Здесь живут люди". Их жилища могут обрушиться в любой момент.
На окраинах Грозного, застроенных одноэтажными частными домами, последствий войны почти не видно. Только ворота, смятые танками, и пробитые пулеметными очередями заборы напоминают о ней. Стекла вставлены почти повсеместно. Зимой в городе не оставалось ни одного целого стекла, поэтому сейчас их крест-накрест обклеивают бумажными полосками. Много заколоченных ставень и новые надписи - "Этот дом продается".
В Грозном почти ничего не работает, кроме территориальной администрации, рабочих бригад по расчистке города. Власти пытаются наладить работу нефтеперерабатывающего завода и починить часть электросетей. Транспорт - только частный. Трамвайное депо превращено в груду горелых железных прутьев, рельсы разбиты тяжелыми танками. Нет электричества и не работает водопровод. Поэтому уцелевшие больницы принимают только днем и без стационаров. В городе базируются "Врачи без границ" и английский медицинский центр "Мерлин", но их оборудования и персонала не хватает. А внимание России отвлечено Сахалином.
За водой горожане собираются у раздаточных пунктов с канистрами и бочками, укрепленными на тележках. Здесь же обсуждаются новости, самое частое слово, которое звучит - справедливость. Ельцина и Дудаева многие предлагают повесить на одном суку...
То, что русские покинули Чечню еще при Дудаеве - миф. 49-летнего Кюри - хозяина дома, где мы остановились, в январе прятал у себя русский сосед дядя Федор. Когда в Грозный вошли солдаты, кто-то указал на дом Кюри: "Там шакалы живут". Спрятавшись на чердаке, Кюри слышал снизу звон расстреливаемых окон и посуды. На чердаке он провел семь дней. От холодов ушел к соседу.
Сегодня они вместе по вечерам сидят в доме Кюри, смотрят телевизор, подключенный к автомобильному аккумулятору. Благодаря этому можно увидеть передачи грозненского телецентра, работающего несколько часов в сутки. В 9 часов, с наступлением комендантского часа, дядя Федор уходит к себе.
Ключи для сына, когда того нет дома, Кюри оставляет у соседки слева - тети Маши. Впрочем, 16-летний Рамзиль редко покидает дом. Ему осталось ждать недолго - через год поедет учиться к дяде, в Турцию. Его беременную сестру должен забрать к себе муж, когда найдет работу в Саратове.
Кюри показал нам квартиру, в которой его дочь жила до войны. Дом на улице Мира в центре Грозного - обгорелый и с рухнувшими перекрытиями. Вслед за бомбежкой и ракетами по нему ударил пожар. Солдаты-"федералы", занявшие двор, помогали жильцам перебираться в подвалы и дворовые гаражи. Одинокую парализованную старуху выносили на одеялах, после того как автоматной очередью солдатам удалось сбить с двери заклинивший от огня замок.
Грузинка средних лет, до сих пор живущая здесь с семьей своей сестры, рассказала, как во время штурма дворца Дудаева, вывела детей на крышу. Чтобы увидели и запомнили что такое война.
Дети Чечни объявили вендетту России
Для пяти-шестилетних детей Грозного война - это гул самолета. При этом звуке они прячутся в подвалы и под кровати. Шум авиационного двигателя означает для них только одно - бомбы. Они играют в мяч, прижимаясь к подворотням своих домов. Они вздрагивают от лязга танковых гусениц и с трудом засыпают по ночам.
По сообщениям информационных агентств, к началу апреля в Чечне более двух с половиной тысяч детей стали сиротами. 15 тысяч были вывезены из республики. Десятки тысяч остались.
В начале июня в Грозном снова открылся роддом. Здесь рождаются дети, которые не знали войны. Когда-нибудь им о ней расскажут. Как тем, кому сегодня 14-16 лет, рассказали о сталинской депортации чеченцев в 40-х годах.
Эти мальчишки говорят о политике наравне со взрослыми. О том, что Владислава Листьева убили из-за кассеты, "где была вся правда об этой войне". О том, как болят глаза от отравленной воды. О бомбах с металлическими стрелками, которые впиваются в тело и вытащить их очень трудно. О том, как "контрактники" изнасиловали их приятеля и он теперь не выходит из дома. О том, кто и когда умер в их семье.
В дом 16-летнего Адлана "контрактники" пришли 31-го декабря. Первый выстрел разможил голову его отцу. Солдаты положили убитого на диван и подожгли. Потом вытащили во двор и закопали под крыльцом. Через два месяца, когда кончилась зима, его перезахоронили на кладбище.
Бабушка Адлана рассказала, что ему было 42 года, он не любил Дудаева, ждал прихода войск...
42 года - столько же было мужу аэропортовской служащей во Владикавказе, оформлявшей нам билеты до Москвы. Его убили ингуши во время столкновения в Пригородном районе - "Как я могу теперь жить рядом с этими ингушами?"
28 мая вице-президент Ингушетии Борис Агапов заявил о неспособности правоохранительных органов Северной Осетии обеспечить безопасность возвращающихся в села Пригородного района беженцев-ингушей, покинувших свои дома после осетино-ингушских столкновений. Агапов обратился к президенту России с просьбой направить в зону осетино-ингушского конфликта войска...
15-летний Зелим-хан говорит, что ненавидит Россию:
- Гордость осталась в российской армии одна: мародеров арестовывают. А все остальное - можно. В нас снайперы стреляли на кладбище. Я спросил их: "Зачем стреляете?" А они говорят: "Для прикола".
Для этих ребят существует только один ответ на вопрос о том, что они собираются делать дальше:
- Воевать! Воевать будем. Мы им все равно не дадим здесь осесть. Будем резать горло как наши предки. Мы - "волки". Будет война. Мира не будет, пока они не уйдут отсюда.
Бабушка Адлана пытается остановить их, кричит, что Чечня хочет мира, "нам ни Дудаева не надо, ни Ельцина, никого, только мир нужен". Но ее заглушает хор детских голосов:
- Воевать! Воевать! Воевать!
- Воевать, - говорит Зелим-хан, сжимая в руках пульт от бесполезного "Денди": телевизор в его доме прострелен.
17-летний Артур наклоняется к нам и тихо, чтобы не услышали другие, спрашивает как можно стать актером. Узнав, что для этого надо ехать в Россию, поступать в театральное училище, он опускает голову: в Россию Артур ехать не может, Россия - это враг...
В одном из своих последних интервью Джохар Дудаев заявил: "Эта война перейдет на территорию России - хочет этого Россия или не хочет. И в Санкт-Петербург придет, и в Москву придет, и войну эту не остановить. Будут гореть российские города. Карфаген ХХ века должен быть разрушен". Эти заверения уже были. В ноябре 1991 года представитель Дудаева Мовлади Удугов на пресс-конференции в Московском исламском центре заявил, что в случае агрессии со стороны России Москва будет превращена в зону боевых действий. Тогда во Владикавказ и Грозный были переброшены части дивизии Дзержинского и Московской отдельной мотострелковой дивизии особого назначения. Руцкой предъявил Чечне ультиматум, Верховный Совет опротестовал ввод войск. Война не состоялась. Но в России сегодня все повторяется дважды. Танки, второй раз блокировавшие Белый дом, уничтожили Верховный Совет. Войска, второй раз вошедшие в Чечню, не ушли. Война состоялась.
И имена повторяются. В Чечне уже был Зелим-хан - знаменитый абрек начала века, чеченский Робин Гуд. Говорят, что он сражался в одиночку двадцать пять лет.
Его 15-летний тезка проводил нас на грозненское кладбище. Предупредил, чтобы шли по его следам: по сторонам тропы - мины.
"Контрактники" устроили на кладбище ловушку для боевиков. Труп одного из них распяли на православном кресте, на плечо повесили "Калашников" и заминировали подходы в расчете подорвать дудаевцев, если те придут за оружием.
Расчет оказался точен, но не совсем. За автоматом пришли мальчишки. Один из них - друг Зелим-хана - подорвался на мине. Остальные стали осторожнее.
Зелим-хан ступает босыми ногами по безопасной тропе. Над кладбищем висит запах разлагающихся под солнцем трупов. Тела неузнаваемы, объедены собаками, где-то обнажились кости. В метре от тропы - раскроенная голова, рядом туловище старухи без ног.
- Смотрите, у нее зубы золотые, - восклицает наш проводник. Об опасности заражения он не знает.
Брошенных тел немного - только те, у кого не осталось родни и соседей. Однако трупный запах - почти в каждом подъезде разрушенных домов в центре города. Люди умирали в подвалах, в своих квартирах. Большинство хоронили. Сколько осталось под рухнувшим бетоном - неизвестно.
Отдельная могила сегодня для грозненцев - роскошь. По всему кладбищу, там, где нет мин, тянутся неглубокие рвы. Большая часть из них уже засыпана, в гребень земли воткнуты таблички с номерами, исчисляемыми сотнями. Остальные открыты, заранее приготовлены. Похороны идут каждый день.
Самая большая могила вырыта к югу от города, неподалеку от Ханкалы. К краям гигантского котлована, способного вместить озеро, постоянно подъезжают тяжелые грузовики, опорожняют кузова, набитые кирпичом, панелями, остатками домашнего скарба. Здесь будет похоронен Грозный.
Центр города мертв и восстановить его невозможно. Что будет на его месте - неизвестно.
Многие здесь полагают, что армия не собирается уходить из Чечни. По слухам, близ аэропорта Грозного строят постоянный военный городок, в самом городе жители рассказывают, что военные власти предлагают им выкупить квартиры в разрушенных домах для офицеров.
- Они пришли сюда навсегда, - сказал 50-летний житель Грозного. Он уверен, что Чечня - удобный плацдарм для военных, откуда можно контролировать Дагестан, Северную Осетию и Ингушетию, российскую часть уходящей в глубь Кавказа военно-грузинской дороги, и территории ближе к побережью Черного моря - Кабардино-Балкарию, Карачаево-Черкессию, казачьи районы. Но с уверенностью никто ничего сказать не может. Армия непредсказуема. Горожане, выворачивая автомобили с дороги мчащихся по прямой бронетранспортеров, не знают, куда те направляются - на позиции или за водкой к ближайшей шинкарне.
"Третье правило" войны
Армия в Чечне независима от гражданских властей. В пресс-центре Грозного журналистам выдают аккредитационное удостоверение от территориального управления федеральных органов исполнительной власти, которое дает право находится на территории Чечни, включая боевые позиции и посты, с любой аппаратурой. На юге полковник, окруженный автоматчиками, вывернул из фотоаппарата пленку: "Чтобы я вас больше здесь не видел". Для командиров эта бумага ничего не значит: ссылаются на приказ командования журналистов не пропускать. Российские автоматчики под Ведено задержали нас за "перемещение на линии фронта без сопровождающего офицера". Основание - третье правило некоего мифического распоряжения, которое никто не может продемонстрировать.
Офицер армейской пресс-службы в грозненском аэропорту ничего не может сделать: армия оказывает содействие только группам центрального телевидения. Остальных стараются никуда не пропускать. Многие журналисты уезжают в Хасавюрт и оттуда, с дагестанской территории, переходят на позиции дудаевских боевиков. Начальник пресс-службы пытался убедить командование, что журналист "под присмотром" армии лучше, чем перешедший к боевикам. По его словам, это бесполезно: "Отсекать прессу наши у американцев научились, после "Бури в пустыни". Считают, что это правило войны".
Армейские службы выдают сводки, которые транслируются по центральным телевизионным каналам и агентствам. Однако цифры этих реляций вызывают усмешки и в Грозном, и в Москве. Как и порция заверений в скором разгроме дудаевцев. Очередной "час Х" был назначен на 12 июня - день выборов президента России.
"Информационную войну Москва Дудаеву проиграла", - констатировал недавно кто-то из российских политиков.
В самой Чечне информация идет сумбурная и случайная. Нет технических средств. По сообщению российского министерства связи в Грозном в этом году будет смонтирована радиотелевизионная станция. Пока люди обходятся слухами. Тем более, что официальной информации не доверяют.
В вышедшем в начале июня первом номере грозненской газеты "Голос Чеченской Республики" (закрыта два года назад дудаевцами) опубликовано письмо жителя Ножай-Юрта: "Странная война идет в Ножай-Юртовском районе. Слушаешь приемник, читаешь случайно попавшуюся тебе газету и оказывается, что здесь ничего не происходит. Но почему опустели села, почему те, кто могу, уезжают туда, где нет разрывов бомб, мин, снарядов. Ножай-юртовцы оказались в заложниках и у "федералов" и у "волков". И, как видно, ни те. ни другие не собираются прекращать войну".
Эта странная война стала на юге Чечни тотальной. Люди начинают искать противоядие. Пять сел небольшой долины, зажатой отрогами гор, создали объединенный отряд самообороны. На всех дорогах выставлены вооруженные "Калашниковыми" пикеты. Сюда запретили входить и дудаевцам, и армии. С войсками договор - из сел им доставляют питьевую воду. Те, в свою очередь, обязались не подходить к кругу постов, очерчивающему селения, ближе чем на пятьсот метров.
В начале июня на этих пятистах метрах, неподалеку от линии фронта закончился путь грозненского автобуса, на котором люди, услышавшие о "коридорах" для вывода беженцев, отправились за своими родственниками. На подступах к Ведено автобус был остановлен армейским постом. Ни о каком "коридоре" здесь не слышали, есть приказ никого не пропускать.
Информация о "коридорах" для беженцев чаще всего оказывается ложной. В миссии ОБСЕ, расположившейся в одном из частных домов Грозного, говорят, что так происходит постоянно. Едва удается договориться о коридоре, как его тут же перекрывают. ОБСЕ остается без информации. Журналистов подключить к своей работе миссия не может: российские власти могут воспользоваться любым предлогом, чтобы выдворить миссию из Чечни.
Толпа, окружившая офицера, командовавшего постом под Ведено, уговаривала его час. Он согласился пропустить только женщин. Мужчины остались ждать на дороге. Автобус вернулся через десять минут: бомбежка усилилась, проехать невозможно. Вечером Ведено было взято "федералами". В результате бомбежки и обстрела села погибли десятки его жителей.
Пропавшие без вести
Отсутствие информации стало причиной появления в Грозном матерей российских солдат, призванных на срочную службу. Они поселились в одном из номеров бывшей гостиницы в грозненском аэропорту. Обстановка армейская - железные койки в два яруса, стол, пара тумбочек, кипятильники. Женщин это не смущает. Они говорят, что если их дети смогли пережить все это, то и они смогут. У большинства сыновья пропали без вести в новогоднюю ночь - ночь штурма Грозного.
Отлаженной системы поиска пропавших солдат в Чечне не существует. Матери ходят по комендатурам, обращаются в службу безопасности, ОБСЕ, Красный крест, армейские штабы, ездят по селам, разговаривают с чеченскими старейшинами. По их словам, их понимают и чеченцы, и армия. 205-я мотострелковая бригада, расквартированная у аэропорта, предоставила им жилье и питание...
Ольга Ивановна Морозова из Самары. До Чечни ее сын Дмитрий прослужил полгода. Автомат брал в руки два раза - в учебном подразделении. Потом - декабрь 94-го, Моздок, Грозный. В феврале, когда родители сослуживцев Дмитрия после долгого перерыва стали получать письма от своих сыновей, Ольга Ивановна забеспокоилась. Писала, звонила - ей отвечали, что ее сын жив и здоров. Приехала на станцию Червленная, где полк Дмитрия стоял после вывода из зоны боевых действий. Офицер, с которым она говорила, не глядя ей в глаза, сообщил, что Дмитрий Морозов пропал без вести 31 декабря 1994 года.
Людмиле Константиновне из Самары в феврале пришло извещение из Моздока: ждите "груз 200". России со времен Афганистана знакомо это обозначение - трупы солдат. Четыре дня родственники, собравшиеся на похороны, прождали в квартире с пустым гробом. Собрали деньги, мать отправилась в главный перевалочный пункт по транспортировке "груза 200" из Чечни - Ростов. Перед ней открыли армейские рефрижераторы - ищите. Тела в три яруса, многие без конечностей, без головы. Искать пришлось по родинкам, знакомым шрамам. Сына Людмила Ивановна не нашла. Сегодня живет вместе с другими матерями в грозненском аэропорту. Прибирается в комнате, ходит обедать в солдатскую столовую - рядом с такими же 18-летними мальчишками как и те, чьи тела она осматривала в рефрижераторах. "Мы привыкли - мы окаменели", - говорит она.
Сын Татьяны Ивановны Авдеенко служил на норвежской границе. Когда часть отправили в Чечню, мать перестала получать письма. После вывода полка из Чечни писала, звонила. Ей отвечали: все в порядке, Авдеенко в строю, а писем нет, потому что часть проходит карантин после войны. Потом - потому что часть готовится к юбилейному параду в Москве. Парад прошел - "никто не забыт, ничто не забыто". На Дмитрия Авдеенко это не распространяется. Командир части сообщил в середине мая его матери, что ее сын в марте был ранен, местонахождение неизвестно.
Елена Миннеахметовна - из самарских татар. Сын Руслан пропал без вести в новогоднюю ночь. Потом пришло письмо от чеченцев, вместе с письмами и фотографиями Руслана. Ей написали, что все это было найдено на одном из трупов российских солдат, что "федералы" забирают тела офицеров в Моздок, а солдат оставляют на съедение собакам, что ее сын погиб не за правое дело, что бессмысленно воевать с народом, который никогда не смириться и так далее. Подпись - "Чеченский народ". Женщина приехала в Грозный, поселилась вместе с солдатскими матерями из Башкирии. В начале июня другие "девочки" ее поздравляли: есть информация, что Руслан жив и находится в плену где-то в районе Шали. Поздравляли сдержанно, осторожно. Зная, что российская армия трупы собакам не оставляет. Во всяком случае, когда может.
По слухам, обращение с пленными на этой войне далеко от всех международных правил. "Контрактники" сбрасывали захваченных боевиков с вертолетов, сжигали живьем. Дудаевцы кастрировали и скальпировали пленных российских солдат. Матери говорят, что многих из них продали в рабство в высокогорные села. Но чаще использовали для пропаганды. Несколько месяцев назад чеченцы организовали встречу нескольких матерей со своими пленными сыновьями в тюрьме в Шали. Солдаты убеждали своих матерей ехать в Москву, пикетировать Ельцина...
Весной в подмосковной Ивантеевке пропал 16-летний десятиклассник Сергей Кортунов. Родители заявляли в милицию - никаких следов. В конце мая Кортуновым позвонили журналисты из телекомпании "Мир": Сергей обнаружен в чеченском селе, в плену у боевиков. Мать мальчика - Людмила Ивановна приехала в Грозный, нашла приют в одной из чеченских семей. Ей устроили встречу с сыном, но командир отряда, в котором находится мальчик, отказался освободить Сергея. Гарантировал хорошее отношение и сказал: "Если мы будем жить, то и он будет жить. Если мы умрем - то и он умрет".
Сергея завербовал инструктор молодежного центра "Витязь" при Ивантеевском муниципальном управлении народного образования. Центр - осколок пресловутой советской "системы военно-патриотического воспитания". Война и спорт, война и патриотизм - в Советском Союзе эти слова очень долго писались через дефис. Для 16-летнего мальчишки из скучной забытой Богом Ивантеевки, где самое яркое событие - дискотека ткачих местной фабрики, этот дефис не стал разделительным знаком. И Сергей поехал.
О предстоящем объяснении с ивантеевскими апологетами военно-патриотического воспитания Людмила Кортунова сегодня не думает. Для нее сейчас главное - получить назад сына. Но она считает тех, кто послал под пули 16-летнего мальчика преступниками: "Мой мальчик поехал играть в солдатики - нашлись взрослые, которые подтолкнули его"...
Игра в солдатики всегда привлекала российских детей. Неважно каких - из Ивантеевки или Грозного. Она же стала средством достижения целей новых московских политиков. Возможно, это тоже своего рода детство - политическое. Людям, сменившим "нерешительного" Горбачева, не испытавшим "афганский синдром", показалась соблазнительной эффективность радикальных решений. И они их приняли.
Кому и зачем это надо - на этот вопрос Россия сегодня не может ответить однозначно. Говорят о нефтяных интересах, об оружии, которое продано еще в Германии, а списывается со счетов в Чечне, о том, что профессионалам спецслужб почему-то не дали захватить Дудаева. Пока ответов на эти вопросы нет - Россия воюет.
Иногда, глядя на людей в мирных российских городах, кажется, что война идет повсюду. По их лицам как будто прошла взрывная волна. Они воюют - друг с другом, с властью, со всем миром. А в разрушенном Грозном - много светлых лиц. Грозненцы вежливы, внимательны друг к другу. Здесь всегда готовы придти на помощь. Словно вдруг научились ценить во всем, даже в случайном прохожем, с которым, возможно, никогда больше не встретятся, - жизнь. Или - отражение своей собственной жизни.
Грозный-Аргун-Владикавказ-Москва.
Газета «Известия Татарстана» (Казань), 24 июня 1995 года (отрывок)