Александр Галин: «Я против того, чтобы разделять поколения»
Из интервью: «Меня спрашивают: как оценивать действия героя в «Жанне»? Пушкин уже ответил на этот вопрос. «Какое новаторство? Нет иной оценки. В этой ситуации меня интересовал парадокс: ты ожидаешь смерти человека, помогал ему жить. Ты делаешь все для него - в надежде на скорое наследство! А по законам нравственности нельзя искать в доброте выгоду. Потому что есть Мать Тереза, есть люди духовного сана, люди веры, которые отдают себя служению другим, не требуя платы. Это достойно человека!».
Брошенные старики... Одна из ведущих «галинских» тем. В его пьесах высвечивается не только жизнь самих стариков, но и нравственный облик каждого из нас - независимо от возраста, социального положения и декларируемых нами убеждений. Каждого из нас, а значит, и всего общества.
- Александр Михайлович, говорят, что нравственное состояние общества оценивается по его отношению к детям и старикам. Как бы вы оценили наш сегодняшний день?
- Сейчас о стариках много говорят. Опубликованы и данные по детской смертности. Но дети между прочим умирают, а старики не становятся более обеспеченными. И завтра мы не рассчитываем исправить положение. В нашей стране расстояние между словом и делом - огромное. Мне трудно пока представить счастливым будущее этих наиболее ранимых категорий наших граждан...
Мне не было еще и тридцати, когда я написал «Ретро». Тогда меня интересовали люди уходящей эпохи, уходящей культуры, уходящих моральных ценностей. С тех пор прошло много лет, и за это время они совсем исчезли. Уже тогда эти люди были вне нормы.
Что же было вне нормы? Безотчетный гуманизм, доброта, привязанность к родному дому, бескорыстие, нравственность. Причем не облегченные в некую специфическую цель. Бывает гуманизм по заказу, доброта на определенный момент. Но вот просто так, как кодекс, как жизненная норма - это уже казалось странным.
Есть удачливые страны и есть неудачливые, есть народы, которым везет и которым не везет. Я был в разных странах и видел разную старость. Видел старость обеспеченную, старость с большими деньгами, с людьми, которые зависят от твоего наследства. Это одно. И я вижу наших стариков. Какая тут может быть оценка? Страшнее их бедности, неустроенности может быть только одно - одиночество духовное. С ними никто не разговаривает, их никто не слушает. Они просто ожидают смерти, готовятся к ней. Я знал одну старенькую женщину, которая всегда ходила в хорошем, тонком белье. У нее была маленькая пенсия, и тем не менее на это она денег не жалела. Ей говорили: ты уже старая женщина, зачем тебе это? Она отвечала: «Когда меня привезут в больницу, я хочу, чтобы я выглядела хорошо». Понимаете, какими категориями они мыслят?
- Вам не кажется, что в «галинских» стариках присутствует синдром маленького человека? Почему они не сопротивляются хамству, напору наглости?
- Это синдром не маленького человека, а советского человека. Это наша рабская привычка к терпению, наша зависимость от обстоятельств, а главное - отсутствие личной свободы. Совершенно непостижимая вещь для наших стариков - личная свобода.
А мы сами ее знаем? Мне кажется, что некий живучий вирус поразил мозг людей двадцатого века, и имя ему - идеология. Лет через триста, а может быть и раньше, найдется и более точное наименование болезни - на стыке психологии и патологии. Будущий профессор, указывая на страны и континенты, точно очертит перед студентами границы ее эпидемий и вспышек. Но до этого далеко, и ненасытная зараза, замутняя разум, еще долго будет косить род человеческий. В нашей стране прежние поколения полностью были лишены иммунитета к этому вирусу. Вирус побродил-побродил по Европе, а по-настоящему косить начал у нас...
Сейчас мы дожили до новой духовной революции. Не надо бояться взрыва полемических страстей, потому что раньше эти страсти был загнаны внутрь, и только сейчас получили возможность проявиться. Меня не пугает острота, это говорит о выздоровлении людей. Как можно представить плавный переход от десятилетий ущемленности к осознанию гражданских прав? Как в короткий период научиться доброму, терпеливому умению слушать и слышать другого человека, другие народы? Нетерпимость долгие годы была полновластной хозяйкой душ, поэтому выздоровление совсем не просто. Но есть шанс хоть чему-то наконец научиться!
- Есть еще один момент - консерватизм и ретроградство старших поколений. В нашей стране они приобрели наиболее страшный вид - сталинизм. Вы говорили о понимании. А как понять это?
- Не мне судить то время и тех людей. Я пытаюсь понять их, а прощать или не прощать - дело тех, кто пострадал от их бессознательной исполнительности.
Многие наши старики потеряли близких и пролили море крови - своей и чужой - ради того, чтобы отстоять, завоевать, защитить. И они ретрограды не по призванию, а потому, что так сложилась их жизнь. Они до сих пор пребывают в неведении, до сих пор не знают, что такое подлинная свобода, подлинная благополучие, человеческие права, защищенная старость. Им, победившим в войне, кажется, что то, чего они добились - это и есть высочайший уровень. А кто из победителей был в семье своего ровесника, скажем, в ФРГ? В семье того сметенного со Сталинградской земли немца, который сейчас доживает свои дни где-нибудь в своем доме в Баварии, окруженный внуками. Он коммуникабелен, ездит отдыхать на Канары... И наш победитель - с орденской планкой, который ждет в пыли автобуса или кормится в очереди в поликлинике... Это трагедия, но старики иногда об этом и не подозревают, а иные не хотят знать. Позади много нерешенных проблем. Многие из них, что так геройски умирали за Родину, потом так просто эту Родину отдали...
Ну а мы? Помните в первой половине восьмидесятых череду сменяющихся вождей? Усмешку, с которой открывали очередной номер газеты в рамке? И что, мы выходили на улицу? Нет, мы тоже терпеливо ждали своей судьбы.
Но не стоит смешивать всех в одну кучу. Есть же люди, которые боролись, которые не подчинялись сталинским рамкам. Живы не только те, кто доносил, кто за пять метров жилой площади обрекал на уничтожение целые семьи. Конечно, есть и другие.
- Сталинисты продолжают сражаться за свои идеи...
- Нет. Сражаются уже не они, а их новые наследники, что жаждут вернуть самое страшное из «доброго старого времени».
А старики? Да, многие из них, с нашей точки зрения, заблуждаются, но ведь это чьи-то отцы, чьи-то деды. Родная плоть и кровь, какими бы они не были. Как они думают о нас? Как выглядят в их глазах дети, не желающие идти колонной в привычном послушном строю, поворачивающие страну непонятно куда? Им кажется - враг у ворот, и не понять им, что вряд ли найдется сейчас желающий нас завоевывать. Ведь придется кормить нас, а это ни одной стране не под силу...
Принцип вины целого поколения я отметаю. Принцип пьедестала тоже. Есть принцип семьи: есть отцы, есть дети, ради которых и создавалась эта семья. Я против того, чтобы разделять поколения. Как бы ни были не правы предыдущие, не стоит наследовать у них самое страшное - нетерпимость к чужому мнению. Конечно, бывает, что семьи распадаются, делится имущество, даже дети. Но это очень больно, и нельзя доводить до такого. Старики уходят в нашу память, в историю. Как проводить их по-человечески, несмотря на все страшное, что было, несмотря на то, что они отдают нам страну в таком тяжелом состоянии?
Надо сосредоточиться на решении простейших проблем. Например, у каждого старика должен быть телефон, дабы обеспечить ему связь с больницей и поликлиникой, с собесом, с родственниками и друзьями. И если молодое поколение молча, без унизительных просьб и напоминаний, поставит ему телефон, то он физически убедится в вашей правоте. Переубедить его не словах вряд ли удастся, а вот чистая лестничная площадка его убедит - это то, чего он не смог добиться в течении семидесяти лет...
Что мы делаем сейчас? Всеми силами своего сомнительного экономического могущества поддерживаем сносную жизнь кучке номенклатуры. Создав им особые условия - спецбольницы, особых врачей, особую пищу, особые лекарства, совершаем вопиющую несправедливость ко всем остальным - за счет их угасающей жизни.
Это безнравственно. Старикам надо отдать последние деньги страны. Потому что существует моральный закон: отдать слабому, беззащитному...
- Андрей Караулов писал о ваших пьесах: «Многие наши театры оказались не готовы к встрече с драматургией Галина. Но не в художественном плане, нет. А прежде всего - с этической точки зрения». Как вы сами объясняете этот парадокс?
- Мне трудно комментировать высказывания о своей работе. но даже самые злые язвительные статьи дают пищу для души, заставляют взглянуть на себя со стороны. Увы, как правило, это не утешительно. Мне и вправду повезло: театр меня принял и, может быть, даже полюбил. Я дружу с актерами, они тепло относятся ко мне. Пройдет время, и только пожелтевшие афиши напомнят о моем существовании. Другие актеры будут произносить другие тексты. Но я сам выбрал театр, поэтому люблю тех, с кем мне приходится «разыгрывать жизнь».
Я думаю о театре, который бы не просто воссоздавал жизнь, а просвечивал ее светом доброты и нравственности. Что действительно накопилось, так это нетерпение, желание увидеть сцену другой, обновленной. Меня угнетает монотонный ритм наших спектаклей, в которых, как в аквариуме, просматривается медлительная «вобла воображения» наших постаревших и уставших режиссеров. Но стоит ли винить в этой медлительности только театр? В магазинах на счетах считают, на дорогах стоят ограничители скорости! А чего ее ограничивать - двигатели все равно не тянут... Письма идут медленно, телеграммы тоже. Телекс, телефакс - только с разрешения и под присмотром. Междугородняя связь - только через телефонистку и через несколько часов. Самолеты летают с огромными интервалами... Что же - театр, следуя заветам реализма, отражает это черепашье движение.
Нам кажется, что наше время бурное, что-то меняется, происходит, а на самом деле все стоит на месте. Конечно, в конце концов заполнятся прилавки, и женщины приоденутся, и детишки наденут новое, и появятся новые машины: жизнь внешне изменится. А дальше что?
- Но пока далеко до полных прилавков. Заглядывать в «что дальше» не приходится...
- А придется заглянуть. Сегодняшний театр уже может и должен это сделать.
- Будущее всегда связано с молодежью. Нам кажется, сейчас наше общество ориентировано именно на молодежь. По крайней мере внешне, «упаковкой» тех или иных явлений, на уровне конъюнктуры или демагогического заигрывания. Что может дать такая ориентация, если она станет осмысленной, серьезной?
- Многое, если молодежь начнет строить, а не разрушать. Ориентация на новое - это закон существования живого вообще, иного и быть не может. Но заметьте, в любой стране наряду с этим существуют еще и традиции. А у нас - какие? Разве что традиции охранять устои, границы, госучреждения и вообще охранять все и вся. Традиции «не пущать»... Кого мы сейчас боимся? Выздоравливать, боюсь, придется уже не нам, а нашим детям.
На Востоке есть традиции совета старейшин - мудрых стариков. Нам на мудрость не везло, хотя старцы управляли и нашей страной, и различными общественными институтами, и творческими союзами. Я вполне допускаю, что политикой или экономикой может руководить мудрый человек преклонных лет. Допускаю. Хотя таких не вижу.
И все-таки. Диалог поколений нам необходим. Знание в конце концов приходит только через опыт, нет иного способа избежать ошибок. А если даже и был бы, то все равно в пользу такого диалога остается аргумент, не нуждающийся в доказательствах, - милосердие.
