Владимир Соловьев: «Журналистика не умирает – она меняется»
– Владимир, сейчас многие предсказывают, что профессия журналиста скоро умрет, потому что людей заменят роботы. Тебя не пугает идея, что роботы будут контролировать, какую информацию распространять в обществе, если учесть, что эта информация формирует настроения в обществе, направляет мысли и эмоции людей в определенное русло?
– Я категорически не согласен, что профессия журналиста умрет, у журналистики много разных направлений. Другое дело, что идет переформатирование работы информационных агентств, действительно, уже сейчас новости пишут роботы.
– В России такое уже есть?
– В России пока в чистом виде такого нет, в других странах есть. У нас пока можно видеть другое применение искусственного интеллекта, например, он решает какую новость поставить вам наверх в Яндекс.Дзен. Совсем скоро искусственный интеллект будет производить тексты и музыку, даже повести и романы, симфонические концерты, оперы – в неограниченных количествах, причем фактически бесплатно и достаточно хорошего качества. Поэтому, если сейчас журналисты конкурируют с блогерами всех мастей, то в будущем будет нарастать конкуренция с искусственным интеллектом.
Впереди нас ждет очень непростое время, на своих выступлениях перед студентами я советую им задуматься, что именно их поколению придется вступать в конкуренцию с искусственным интеллектом. Уже сейчас огромное количество информации в интернете, по сути, никому не нужно – огромное количество видео и текстов никто никогда не прочитает и не посмотрит. Это породило такое явление как кликбейт – охота за аудиторией, когда любой способ хорошо, чтобы привлечь внимание к своему тексту, к своей картинке.
Но я уверен что профессия журналиста не исчезнет, потому что робот все равно не заменит репортера на передовой и творческое осмысление событий.
– Готовность конкуренции с искусственным интеллектом это ж не просто осознание что мы будем с ним конкурировать. Мы видим сейчас в журналистике тенденцию к универсальности: сам снимаю, сам пишу, сам монтирую и публикую…
– Молодежь без этого уже просто не может, я вижу как во время съемок телепрограмм журналист сам снимает видео, выкладывает на своей странице в Facebook, ВКонтакте, куда-нибудь еще, получает лайки и комментарии. Это делается в том числе и для рекламы сюжета или программы. Стало обычной практикой предварять выпуски программ огромным количеством вбросов в социальные сети, это создает супер рекламу, у популярных телеведущих десятки миллионов подписчиков, они еще и монетизируют свою популярность разными способами.
Еще одно из направлений журналистики – это то, что делает 5-й канал с «Известиями» – объединяет печатное издание с телевидением на общей онлайн-платформе. И журналист, который работает «в поле», может одновременно выступать в прямом эфире радио и телеканала, этот же сюжет идет в социальные сети и в газету.
– То есть средства массовой информации превращаются из газет, журналов, телевидения, радио в мультимедиа?
– Журналист становится таким многоруким Шивой, который все умеет. Сейчас это не сложно, но понятно, что любой человек со смартфоном не может профессионально писать, снимать и делать фотографии. Потому что этому, как это ни удивительно, надо долго учиться. Вот у меня дочка сейчас закончила ВГИК, операторский факультет, их там гоняли пять лет – в профессиональном формате это совершенно другое.
– Но тогда вот эта конкуренция с искусственным интеллектом и вообще конкуренция за аудиторию в мире, который стал информационно перенасыщенным, не может сводиться только к уровню владения техникой. Мне кажется, современный журналист не очень понимает, что эмоции – это та штука, где мы как раз можем выиграть у искусственного интеллекта битву за аудиторию.
– …И еще нельзя забывать, что эмоциями ты вызываешь эмоции – роботы, наверное, еще не скоро до этого дойдут. Тут еще можно напомнить о журналистской этике, потому что в попытке привлечь внимание к своему материалу люди порой переходят границы. Например, я считаю, что нельзя показывать разорванные тела или горящих живьем людей, я сам никогда так не делал, это же могут смотреть дети, люди со слабым сердцем.
– Сейчас ты говоришь о журналистской этике в достаточно простом понимании, а вообще она постоянно трансформируется…
– По сути журналистская этика неизменна, это как христианские заповеди. Мы все понимаем, что нужно искать истину из разных источников и стараться доносить правду без каких-либо собственных оценок, если это не публицистика. Кстати, кодекс этики журналиста в нашей стране был принят на конференции Союза журналистов еще в советское время. Сейчас пришло время его подкорректировать, потому что в то время не было интернета и социальных сетей.
Мы в Союзе журналистов об этом долго думали, объявили конкурс идей, нас поддержала Международная федерация журналистов (The International Federation of Journalists) – самая большая и уважаемая в мире журналистская организация, в нее входит 187 национальных журналистских союзов и более 600 тыс. журналистов всего мира. IFJ с этим обратилась к другим своим членам и два года назад на юбилейном тридцатом конгрессе в Тунисе была принята международная хартия этики журналиста. И Союз журналистов России рекомендует всем новым членам изучить эту хартию и ориентироваться на нее в своей работе.
– Именно неэтичность российских журналистов привела к распространению презрительного определения – журналюги. Чуть что – идет в ход оскорбительное замечание о второй древнейшей профессии с явным намеком на проституцию, на то, что журналисты продажны и беспринципны. И необязательно речь идет о деньгах, стремление привлечь внимание аудитории любой ценой настолько захлестнуло мир, что молодые журналисты без колебаний включаются эту игру. А мы-то шли в журналистику бороться за свои идеалы…
– Мы, конечно, думали о высоких идеалах, когда заканчивали учебу на факультете журналистики в 1990 году, но потом в нашей стране началось очень тяжелое время и порой наши коллеги стояли перед выбором: поступиться идеалами и взять деньги, чтобы накормить семью или сидеть голодным со своими идеалами. Да, такое было, переступали через свои принципы ради выживания.
Были определенные расценки на статьи, на сюжеты, пока не начали формироваться цивилизованные рекламные структуры, стали следить, чтобы журналисты не брали денег за скрытую рекламу – «джинсу». До конца, конечно, это явление не искоренить, как любую коррупцию, но все-таки сейчас такого беспредела, как раньше, уже нет.
– Сейчас чаще сталкиваешься с обвинениями в проплаченности со стороны людей, которым просто не нравится позиция журналиста. Нарастает атмосфера нетерпимости: если кто-то не верит в то, во что верю я, он считает, что мне кто-то заплатил за трансляцию иного мнения…
– У нашего поколения до сих пор сидит в подкорке страх перед рассказом о хорошем: если ты рассказываешь о чем-то хорошем – построили завод, создали предприятие, – значит, заплатили, значит, это «джинса», просто так о хорошем никто рассказывать не будет... Опять же, мы понимаем что плохая информация продается гораздо лучше, чем хорошая…
– Кстати, в ответ на упрек от общества «Вы, журналисты, пишете только о плохом» несколько медиа открыли раздел только с хорошими новостями. Но в том, что мы даем плохие новости, я тоже не вижу ничего страшного – это наша работа.
– Мы должны давать любые новости, если они весомы, и не думать, хорошие они или плохие. При этом отчетливо заметно, что в России существует два отдельных набора медиа, один из которых работает со знаком «плюс, а другой со знаком «минус». И только так.
– И, как правило, характер этого знака связан с политической окраской.
– Конечно, с политической окраской и ангажированностью.
– Тут мы снова возвращаемся к вопросу радикализации взглядов и доминированию отношения «Кто не с нами – тот против нас». Когда я резко критикую власти, сторонники протестной позиции говорят «О, наш человек», а затем они видят, что я противоречу их позиции в чем-то и пишут в комментариях о том, что надо определится, я «за белых или за красных»… Получается, что общество уже не воспринимает нейтральную позицию и отрицает право на собственное мнение, все должно соответствовать «партийной линии» и точка, никаких колебаний…
– Я думаю, что это все-таки не доминирующие настроения в обществе, их транслируют не очень большие в процентном отношении общественные группы. В этом смысле у Союза журналистов непростое положение, потому что мы стараемся быть равными для всех, а нас все время пытаются перетянуть то на одну сторону, то на другую. У нас в уставе написано, что мы не занимаемся политикой, не поддерживаем ни одну политическую партию, ни одно политическое движение – мы защищаем журналистов. Мы помогаем и защищаем, если нарушают чьи-то права.
– А что ты думаешь о цензурном давлении общества, которое уже начинает ощущаться сильнее, чем цензура со стороны власти? Я вижу, что намного безопаснее в соцсетях критиковать Путина, чем Навального, за любую критику оппозиции идет вал жалоб в международные соцсети, идет вал осуждения… Забавная штука, значит, мы боремся с «кровавым режимом» за свободу слова и мнения и не смей иметь другое мнение, не смей хоть в чем-то нам прекословить…
– Кстати, Союз журналистов рекомендует журналистам на митинге не светить бейджами с информацией о своем СМИ, потому что не угадаешь, с кем столкнешься: кому-то может агрессивно не нравится «Эхо Москвы», а кому-то – «Россия-24».
– Союз журналистов еще и договорился с силовиками о регламенте работы журналистов во время митингов и других социальных протестов, насколько я знаю.
– Союз журналистов участвовал в подготовке изменений к закону «О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях», которые приняли в конце 2020 года.
Спасибо Александру Хинштейну, руководителю Комитета по информационной политике Госдумы, с его помощью были проведены два больших собрания главных редакторов СМИ, где обсуждали, как должна выглядеть экипировка журналистов, по которой их будут опознавать во время протестов, правила их поведения и прочие значимые вопросы. Потом было совещание у президента страны по этому вопросу с членами Совета по правам человека, в состав которого помимо меня входит еще с десяток журналистов и писателей. После этого совещания с подачи президента провели восемь совещаний в федеральных округах, чтобы урегулировать проблемы, связанные с деятельностью журналистов во время протестов.
После этого на порядок снизилось число инцидентов, когда журналистам препятствуют их деятельности при освещении протестов или применяют силу, задерживают. Если раньше на митингах мы фиксировали под сотню и больше нарушений, на последнем митинге их было всего десять на всю страну. В полиции и Росгвардии уяснили: люди вот в этих жилетах – их нельзя бить по башке, проверил документы и пусть работают.
У нас есть Центр мониторинга нарушений прав российских журналистов и СМИ (https://protectmedia.org) и телеграм-канал, где фиксируют нарушения прав журналистов по всей стране и за рубежом. И после каждой протестной акции Союз журналистов направляет перечень нарушений во все соответствующие органы. Как член Общественного совета МВД России я знаю, что по этим фактам идут очень жесткие проверки, их держит на контроле Владимир Колокольцев, министр внутренних дел.
– На твой взгляд, насколько практика нарушения прав журналистов у нас в стране отличается от мировой?
– Как это ни удивительно, у нас в этом смысле ситуация более благополучная, чем в других странах. Наверняка определенная часть общества в это не поверит, будут писать ругательные комментарии, но, если брать общую статистику за прошлые годы, то можно видеть, что в Беларуси по-настоящему жестко били журналистов, в том числе и наших, было зафиксировано 60 таких случаев, а в США – около 600. У нас нарушения прав журналистов связаны, в основном, не с избиениями, а с незаконными задержаниями.
– Я понимаю, что обобщения всегда условны, но тем не менее, если взять отношения журналистов с обществом и властью, какая страна близится к идеалу?
– Есть мировой рейтинг свободы прессы, который готовит организация «Репортеры без границ». В нем первые строчки занимают страны Скандинавии и Финляндия, а Россия на 150-м месте. Но это очень своеобразная команда, в ней буквально несколько человек, финансируются они из непонятных источников и международные федерации журналистов относятся к ним с юмором. У нас информационное пространство неимоверно открытое по сравнению с другими глобальными центрами информации, мы допускаем всех. Привести какую-то идеальную страну я вряд ли могу...
– Ну а если посмотреть с точки зрения правил игры?
– Возьмем три глобальных информационных центра: США, которые распространяют свою повестку на весь мир; Китай, который охватывает всю Азию, и Россия, чье информационное пространство включает, помимо собственной территории, страны СНГ, многие восточноевропейские страны, страны, где идет спутниковое вещание.
Китай полностью закрыт, там запрещены иностранные соцсети, доминирует собственная сеть WeChat, это совершенно уникальная штука, через которую можно совершить буквально любую коммуникацию и финансовую операцию, у них там даже нищие принимают милостыню через WeChat. Миллиард людей обмениваются между собой сообщениями, деньгами, медиаконтентом через WeChat.
В США множество СМИ, которые у нас работают открыто. Но в США власти очень жестко контролируют свое информационное поле и удаляют все, что идет против мейнстрима. Я уж не говорю о блокировке Трампа, президента страны, всеми ведущими социальными сетями, как неугодного. У нас постоянно критикуют практику признания СМИ иностранным агентом, но в этом списке сейчас всего 18 организаций. И большинство из них – это откровенно пропагандистские органы американского Госдепартамента. При этом по всей стране работают средства массовой информации, которые свободно критикуют власти. Даже не говоря об всем известном примере радиостанции «Эхо Москвы», для примера могу назвать газету «Новые колеса» в Калининграде или «Арсеньевские вести» в Приморском крае. Не хочу сказать, что таким СМИ никто не мешает работать – бывает, нарушают их права, случается, губернаторы в суд подают, они к нам обращаются за помощью и мы их поддерживаем.
И все равно не умолкают разговоры о том, что в России душат свободу слова и вообще кошмар. Это часть информационной войны, к которой мы, в принципе, уже привыкли еще со времен Советского Союза. Главное, чтобы она не перешла в войну горячую.
– Про «горячую войну» ты знаешь не понаслышке, еще со времен югославской войны в девяностые, где ты был руководителем съемочной группы российского телевидения… С тех пор журналистика, по твоим ощущениям, изменилась? То, что делалось тогда, сейчас было бы возможно?
– Технически, конечно, все шагнуло невероятно далеко вперед. Помню, как по утрам через специальный коммутатор я из Сербии по телефону диктовал машинистке новости и репортажи для программы «Время». Мы уезжали на передовую на неделю и никто не знал, где мы находимся, потому что там не было никакой связи. Если бы у нас был интернет и мобильные телефоны это, конечно, кардинально ускорило бы нашу работу и улучшило бы ее качество. Но основные принципы работы не изменились: съемочные группы работают в «горячих точках» точно также, как и мы тогда.
– А вот есть еще другая война – информационная война между журналистами и блогерами. Ни для кого не секрет, что блогеры не только побеждают СМИ в битве за аудиторию (число их подписчиков намного превышает аудиторию популярных СМИ), но и значительно больше зарабатывают. Forbes уже делает рейтинги богатейших блогеров. Почему, на твой взгляд, журналисты, которые в принципе вооружены худо-бедно знаниями социальной психологии, знают, как правильно структурировать информационный посыл, проигрывают блогерам? Поздно пришли? Не поняли, что это всерьез? Я, например, в свое время не понял, насколько это значительное явление…
– Как отличить блогера от журналиста? Журналисты обязаны проверять информацию, соблюдать профессиональные этические нормы, а блогеры не никому ничего не должны. Как говорил наш коллега, известный журналист Алексей Волин, блогеры «за базар» не отвечают. Блогеры хотят иметь права журналистов, но не хотят иметь их обязанности. Это же очень просто: сесть перед камерой и с матерком что-то веселое рассказывать, что ты, может быть, сам придумал или готовую новость обыграл.
Классическая журналистика «продается» хуже, чем такой формат, она может отставать по скорости публикации новостей, поскольку надо проверять информацию, а блогер может вбросить любой фейк или полуправду, которая тут же разлетается перепостами по информационному пространству – по соцсетям, по разным сайтам.
Когда год назад началась пандемия, интернет наводнили разнообразные фейки, среди которых было много просто нелепых. Мне показывали сюжет индийского телеканала, где рассказывали, что Путин выпустил на улицы Москвы пятьсот львов и львы ходят по улицам, что бы люди боялись выходить. Постепенно аудитория начала понимать, что стоит черпать информацию у профессиональных журналистов, а не в пабликах соцсетей. Если раньше мы наблюдали, что население больше доверяет информации в социальных сетях – в YouTube, Инстаграме, ВКонтакте, Facebook, то сейчас, по данным социологов, люди больше доверяют традиционным средствам массовой информации.
– Часто говорят что коронавирус – это инфодемия, то есть паника на почве теории заговора, что смертоносность болезни преувеличена невероятно. Это еще один вызов обществу, еще одно новое явление. Можно сказать что в современном мире технологии способны вызывать инфодемию?
– О смертоносности коронавируса мы будем делать выводы позже, потому что большое видится на расстоянии. Это личная история для каждого из нас, могу сказать, что мне известно более чем о пятидесяти журналистах, которые скончались от COVID-19. А заразились на работе по миру уже под тысячу журналистов.
Кстати, Союзу журналистов удалось совместно с другими общественными организациями добиться того, чтобы медийная сфера была внесена в список наиболее пострадавших от COVID-19 , и около 30 тысяч российских СМИ получили помощь – от журнала «Мурзилка» до телеканала «Дождь» (имеет статус «иностранного агента»).
Думаю, что об инфодемии, о массированном влиянии СМИ на население всего мира будет написано немало диссертаций, как и почему это происходило, какой эффект вызывало. Я не сторонник теории заговора, но поневоле задумываешься, когда изо дня в день СМИ транслируют репортажи из больниц и сообщают о количестве умерших за сутки. Вообще каждый день умирает большое количество людей от разных болезней, но об этом не говорят день за днем из каждого утюга. Хотя бессмысленно отрицать, что коронавирус несет серьезную опасность для общества.
Кстати, это хорошая проверка на случай возникновения чрезвычайной ситуации на планете, таких как нападение инопланетян или ядерная война, всемирный потоп. Теперь мы можем видеть, как будут себе ввести СМИ, как будут реагировать люди в экстремальной ситуации, насколько население готово воспринимать беспрерывный поток такой страшной негативной информации.
– Может быть, стоит поставить вопрос по-другому: не насколько население сможет выносить такой поток негатива, а насколько в обществе велик запрос на такой негатив?
– Это ты точно подметил, был момент, когда стало заметно, что люди устали от потока новостей о болезни и смертях, интерес к информации такого рода начал падать, но, тем не менее, по-прежнему ток-шоу на тему COVID-19 получают самый высокий рейтинг.
– Как ты относишься к тенденции усиления государственного регулирования журналистики, которое мы наблюдаем последнее время: те же ярлыки иноагентов, наказание за распространение фейков, в том числе такого рода как недостоверная информация о росте цен, за оскорбление чувств верующих, пересмотр итогов Второй мировой войны, признание популярных блогов средствами массовой информации с соответствующей ответственностью?
– На мой взгляд, который разделяет и секретариат Союза журналистов России, все, что мешает работать журналистам, однозначно плохо, мы против любых ограничений.
– А с какими ограничениями приходится сталкиваться СМИ, признанным иностранными агентами?
– Статус иноагента отталкивает рекламодателей, государственным организациям прямо запрещено размещать рекламу в таких СМИ. Ярлык иноагента может отталкивать определенную часть аудитории. Представителю СМИ, признанного иностранным агентом, из-за этого могут отказать в интервью, в комментарии. Эти ограничения все-таки мешают работе. Причем юристы нашего Союза считают, что попавшее в список иноагентов средство массовой информации уже вряд ли сможет его покинуть.
Нам в Союз никто не жаловался на несправедливое получение статуса иноагента, и, по большому счету, мы не видим все-таки в этом нарушения свободы слова. Потому что СМИ с этим статусом точно также, как и все остальные, может и дальше продолжать публиковать все что, хочет, ему не запрещают работать. Если публикация не нарушает гражданский и уголовный кодексы, не приносит вреда людям, то у нас в стране, в принципе можно говорить все, что журналисты считают нужным. Если их за какую-то ерунду пытаются наказать, то мы в Союзе журналистов всегда вступимся и постараемся помочь.
– А то, что блоги приравняли к СМИ с обязательной регистрацией, вас не смущает?
– Принудительно заставить зарегистрироваться в качестве СМИ невозможно, это можно сделать только если блогер сам решил, что он дорос до такого качества, если он готов взять на себя не только права, но и обязанности профессионального журналиста. И, стоит заметить, что в качестве зарегистрированного СМИ блогер получает гораздо больше возможностей при работе на тех же митингах, получает возможность аккредитоваться на мероприятия государственных органов, получать официальные комментарии в соответствии с законом о СМИ.
Зарегистрировать блог в качестве средства массовой информации имеет смысл, если человек дорос до уровня профессионального журналиста, если он понимает что у него большая аудитория и он перед ней несет ответственность за то, что ей транслирует, если он не считает обязательным условием своей популярности беспрерывный мат, не несет ахинею.
И вот такого блогера мы можем принять в члены Союза журналистов.
– Сколько сейчас членов Союза?
– Около 70 тысяч. Примерно 5,5 тысяч журналистов стали членами Союза за 2020 год, и не только из районных газет, но и сотрудники больших изданий, теле– и радиокомпаний, вступают целыми редакциями, среди новых членов много молодежи. Авторитет Союза повышается, профессиональное сообщество видит и ценит нашу работу, это очень приятно. что. Это очень приятно.
– А что ты скажешь о будущем районных газет? Лично мне когда-то казалось что газеты умрут по причине отставания от интернета, а вот журналы сохранятся в силу того, что они удовлетворяют совсем другую потребность, в которой конкуренция с интернетом значительно слабее. А вот сейчас начал сомневаться, что газетам, особенно районным, осталось недолго жить.
– Я не думаю что печатные СМИ скоро умрут, например, тиражи районных газет в США сейчас как раз растут. Людям интересно, что происходит рядом с домом. У нас к этому пока не пришли, но районные газеты все еще живы, и их сотрудники – главная опора нашего Союза, они составляют процентов 70-80 наших членов.
– Кстати, отдыхая на Селигере, я был поражен уровнем местной газеты «Край Селигерский», ее делают в стиле марктвеновской «журналистики в Теннеси», это живая районная газета, журналисты там так работают, что дай Бог каждому…
– Я тоже встречал прекрасные образцы местных СМИ. Некоторые издания остались и закостенели в прошлом, но большинство поняло, что надо соответствовать эпохе.
К сожалению, в регионах с низким уровнем жизни, экономически слабых, журналистика тоже обычно слабая. И тут сложно что-то сделать потому что, когда журналисту предлагают зарплату 10 тысяч рублей, а то и меньше, то кто будет работать за такие деньги? Поэтому талантливые журналисты уезжают в большие города, и мы теряем районные газеты, там работают, в основном, немолодые женщины. Я хочу поднять эту проблему на самом высоком уровне, чтобы журналистов, как врачей и учителей, которые едут на село, хотя бы обеспечивали жильем, создать такой формат как «земский журналист».
Мы в Союзе журналистов стараемся помогать районным СМИ изо всех сил, выпускаем журнал «Журналистика и медиарынок», посвященный, в основном, работе районных и областных газет, о том, как их развивать. Так что я думаю, что при нашей жизни газеты сохранятся. Помимо разнообразных региональных газет существует еще отдельная ниша СМИ на национальных языках.
Помнишь прогноз из фильма «Москва слезам не верит», что ничего не будет, ни газет, ни книг, а будет одно сплошное телевидение? Полвека прошло, а все живо и продолжает жить…
– Это самое телевидение как раз попало в странную историю, его стали ассоциировать исключительно с государственной пропагандой. Стало модно бравировать: я не смотрю телевизор, я выкинул телевизор… Хотя… я и сам не смотрю телевизор, все, что нужно, нахожу в интернете…
– Но не стоит забывать, что значительное количество видеоконтента в том же Яндексе сделано для федеральных телеканалов, и сделано профессиональными тележурналистами, операторами. Это просто другая упаковка для того же продукта. Просто в интернете не надо сидеть и ждать телепрограмму, ее можно включить, поставить на паузу, а потом смотреть дальше.
– Как телевизионщик ты не наблюдаешь кризиса жанра у телевидения? По собственному опыту работы в утренней передаче на НТВ я понял, что телевидение многое теряет из-за недостатка свободы творчества, импровизации. Очевидно, что выхолощенный текст и чересчур прямолинейные вбросы отталкивают российскую аудиторию…
– Можно говорить об определенном кризисе жанра, понятно, почему программы федеральных телеканалов не привлекают молодежь. Например, основная аудитория канала «Россия 1» – это женщины старше 55. Но в телевизионном мире сейчас происходят интересные процессы, телеканалы стремятся удовлетворить интересы разных групп зрителей. У ВГТРК в семье каналов основной – «Россия 1», который ориентирован на старшее поколение, для интеллектуалов канал «Культура», для детей – «Карусель», и канал «Россия 24» с его круглосуточным вещанием удовлетворяет инфоманьяков, которые не могут без новостей. Кабельное телевидение предлагает специализированные каналы по интересам – для детей, любителей сериалов, боевиков, мистики, ужасов, юмористических передач, передач на исторические, научные темы, о природе, путешествиях, кулинарии, о самых разных увлечениях. Так вот такой формат был придуман как пакет для семьи на центральном телевидении, а цифровое телевидение переняло эту идею.
