Анатолий Аксаков: «Банкиры априори подозреваются в том, что не умеют вести свой бизнес либо ведут его нечестно»
Досье. Анатолий Аксаков. Родился 28 ноября 1957 года, пос. Ермолаево Кумертауского района Башкирской АССР. В 1983 году окончил экономический факультет МГУ. В 1986 году окончил аспирантуру экономического факультета МГУ. Кандидат экономических наук, доцент. В 2005 году окончил Дипломатическую академию Министерства иностранных дел России.
С 1986 года – преподаватель Чувашского государственного университета. В 1994-1997 годах – заместитель директора Института экономики, финансов и права в Чебоксарах, в 1994-1996 годах – депутат государственного Совета Чувашской Республики, в 1995-1997 годах – директор чебоксарских филиалов Московского коммерческого банка.
В 1997-2000 годах – вице-премьер – министр экономики Чувашии, один из авторов Программы перевода Чувашии на рыночные отношения, Антикризисной программы Чувашии (1998 год), Программы социально-экономического развития Чувашской Республики на среднесрочную перспективу (1999 год).
В 1999-2007 годах – депутат Государственной Думы России, заместитель председателя Комитета по экономической политике и предпринимательству, затем заместитель председателя Комитета по кредитным организациям и финансовым рынкам. В октябре 2006 года избран президентом Ассоциации региональных банков («Ассоциация Россия»), членом правления Российского Союза промышленников и предпринимателей. Автор около ста научных работ по проблемам экономического и социального развития. Награжден медалями орденов «За заслуги перед Отечеством» I и II степени, Почетным знаком Петра Великого, Заслуженный экономист Чувашской Республики. В 2003-2009 годах – член Национального банковского совета. В 2007 году вновь избран депутатом Государственной Думы России.
– Начнем с итогов минувшего года и видов на новый. Почему-то по умолчанию многие исходят из того, что этот год будет лучше, чем предыдущий…
– Если говорить о нашей стране, то понятно, что ситуация в России сегодня зависит от мировых цен на нефть. А мировые цены на нефть зависят от двух крупнейших игроков – от Китая и США. Что творится в США – пока непонятно. С одной стороны, вроде бы фондовые индексы растут, наблюдается экономический рост там, но хотя он еще не компенсировал потери по сравнению с 2008 годом. С другой стороны, активизации на рынке недвижимости как не было, так и нет. В США, как правило, подлинный выход из рецессии определяется двумя параметрами. Первый – это активизация сделок на рынке недвижимости, второй – сокращение безработицы. И то, и другое пока не фиксируется.
– Как же, в конце года был даже заметный подъем курса доллара на фоне обнадеживающей статистике по безработице.
– Валютный рынок чутко реагирует и на небольшие колебания, а я говорю о макроуровне. Последняя цифра по безработице в США – 10 млн. человек. Это большая цифра для США, она колеблется, конечно, но общий тренд пока не говорит о существенном уменьшении. Поэтому говорить о том, что в Америке произошел коренной перелом, нельзя. Бернанке говорит о том же.
Митинги, которые прошли в Вашингтоне, протесты против политики Обамы говорят о том, что не все так просто в США, да и высказывания некоторых экспертов о том, что в 2010 году США ждет вторая волна кризиса, заслуживают определенного внимания…
Что касается Китая, то есть опасения, что потенциал роста, основанного на внутреннем спросе, возможно, уже исчерпан или приближается к тому. Да, они заместили внешний спрос внутренним, но усилия по стимулированию внутреннего спроса могут выдохнуться и рост в Китае сойдет на нет. Вот такая ситуация.
– И Россия, соответственно, в этой ситуации в пассивном положении «заложника»?
– Да. В разной степени – весь мир в этом положении. Один из индикаторов в этом смысле – позиция доллара. Очевидно, что американцы заинтересованы в слабом долларе для поддержки своей экономики. Но есть определенная черта, ниже которой позволить доллару упасть они не могут, потому что иначе начнется бегство из доллара и если оно будет слишком быстрым, то все преимущества США как мирового эмиссионного центра могут исчезнуть. Значит, вопрос переходит еще и в плоскость политики. Мощь доллара и американской экономики в значительной степени поддерживается военно-морским флотом США. Конечно, 20% мирового валового продукта дают США, там диверсифицированная экономика, много инструментов финансовых огромный опыт, и, как правило, четкое исполнение обязательств перед своими контрагентами. Да, это так. Но очевидно и то, что военно-морской флот США, военная мощь США тоже часть поддержки национальной экономики. Грубо говоря: если в интересах экономики устроить где-нибудь заварушку – устроят…
Если же вернуться к российской ситуации, то я бы сказал так: оптимизм есть. Он покоится на той динамике, которая сегодня наблюдается.
– Вы имеете в виду нефтяную динамику?
– Нефтяную, валютную, фондовую. Судя по моим личным ощущениям, число людей бизнеса, которые оптимистично смотрят в завтра, в последнее время все же увеличивается. Конечно, это оптимизм очень рассудочный, осторожный, больше опирающийся не на веру в чью-то помощь, а на веру в механизмы самовосстановления, регенерации экономики.
– То есть вы считаете, что сценарий перехода из фазы кризиса в фазу затяжной депрессии, о котором иногда говорят на Западе, не является неизбежным?
– Ну, 2010 год – это депрессия однозначно. Это стагнация с попытками выйти на незначительный подъем. Однако не думаю, что такая депрессия будет затяжной и многолетней…
– Вы упомянули о связи с политикой… Как ни странно, голос разума все больше затмевается «информационным шумом» негативных эмоций. В российских обсуждениях кризиса, причем даже на, казалось бы, профессиональных площадках, все чаще скользит злорадство по отношению к Америке, детская радость по поводу ослабления доллара. Откуда эта идиотская уверенность, что слабый доллар означает сильный рубль? Ведь это абсурд.
– Абсолютный абсурд, конечно. И я с удовлетворением начал отмечать высказывания руководителей наших финансовых органов, ЦБ, правительства о том, что «переукрепленный» рубль – а он «переукреплен» сейчас – это вред для нашей экономики и ошибка.
Если же говорить об обывателях, то здесь политики виноваты. Свою лепту внесли, когда пестовали антиамериканские настроения или культивировали тему крепкого рубля в роли резервной валюты. Одновременно пошли выступления всевозможных псевдоаналитиков, предсказывающих скорый крах доллару. Все это смешалось в общую кашу и сложилось ошибочное представление, что сильный рубль – это априори хорошо для экономики и населения, что слабый доллар – это хорошо для рубля. Может, быть и хорошо – для той части населения, которая покупает доллары и создает резервные капиталы в долларах. А так – даже самому неграмотному в финансовых вопросах обывателю стоило бы задуматься: почему американцы с удовольствием ослабили свой доллар.
– Думаю, когда вы говорили о «высказываниях», то имели в виду и заявление министра финансов Алексея Кудрина на этот счет. Кудрин, по сути, повторил ваши пресловутые августовские высказывания на счет того, что девальвация и харакири – это не одно и то же. И что же произошло? Шум, гам, крики «Да как Аксаков посмел», затем инициация вашего отзыва из Национального банковского совета… И вот теперь власть предержащие повторяют те же тезисы. И какова же теперь реакция на вашу позицию?
– Ну, на самом деле очень многие люди из бизнеса и из государственных коридоров выказывали мне поддержку и в те времена и говорили, что они полностью согласны с моей. Многие возмущались: почему человек не имеет права высказывать свою точку зрения, мы в каком обществе живем, в демократическом или нет? Многие задумались – если за каждое высказывание депутату Госдумы будут устраивать «порку», то к чему же мы придем... Теперь же многие задают другой вопрос: что же получается – кому-то можно говорить, а кому-то нельзя? Но в целом во всей этой истории ничего сногсшибательного нет. Это чисто политическая интрига. Некоторые персоны, финансово неграмотные и склонные к политическим интригам, попытались воспользоваться этой ситуацией. Я очень спокойно к этому отношусь.
– А Ассоциация региональных банков России не проиграла из-за потери вами кресла в НБС?
– Нет. У меня сохраняется великолепный контакт и с ЦБ, и с Минфином, и с администрацией президента. Ко мне обращаются с просьбой высказать свое мнение, участвовать в тех или иных мероприятиях. Даже более скажу: интерес к моим выступлениям после этой истории только повысился, можно сказать, возведен в квадрат. Причем, особенно в регионах – там больше сочувствия, там «пострадавших» традиционно любят и собирают аншлаги на наших мероприятиях (улыбается).
– В августе многие кричали, что Аксаков как госчиновник не имел право высказываться о девальвации, мол, это вызовет панику на рынке. Ну то, что парламентария воспринимают как часть чиновного аппарата – уже само по себе тревожный симптом: все ли в порядке в нашем королевстве… Наконец, Кудрин высказался. Как вы полагаете, какую можно ожидать реакцию рынка на такие выступления?
– Да рынок особо не отреагировал! Он реагирует на цену на нефть, а не на наши высказывания. Я даже специально выстроил кривые взаимосвязи моего высказывания цены на нефть и фондового рынка.
– И… разочаровались?
– Ну да (смеется). В каком-то смысле они меня разочаровали: я не так сильно влияю на рынки, как предполагают мои критики.
– Ну, тогда со спокойной душой за завтрашний день РТС, мы можем опять поговорить о девальвации?
– Конечно. Я считаю, что в принципе ее надо осуществить сейчас – это самый реальный способ поддержать отечественную промышленность. Говорят, что это обесценит доходы граждан. Но если не будет зарплат и работы – нечего будет обесцениваться! Более того, жизнь показала, что девальвация и инфляция вещи не взаимосвязанные. Мы девальвировали рубль в начале 2009 года примерно на 25%, а инфляция, как свидетельствует официальная статистика, удержалась в пределах 10%. Конечно, взаимосвязь есть, но прямой корреляции нет. Другое дело, что девальвацию, скажем так, политически тяжело осуществлять. Вбили в головы, что укрепленный рубль – это крепкое государство, вот и пожинаем плоды.
– То есть в данном случае власть может оказаться заложником собственных «установок»?
– Да, тем более это надо делать резко и потом объяснять. Опасаются, что начнется ажиотаж, панический спрос на валюту и все начнут оборачиваться из рубли в доллары, люди кинутся изымать депозиты, банки бросятся в валютные спекуляции и т.п.
– А насколько, по-вашему, наша банковская система сегодня паникоустойчива? В былые годы мы, действительно, наблюдали, что малейший сквозняк из Белого дома – и все шатается. А нынешний кризис. Как мне кажется, показал, что банкинг, вроде, наконец нарастил определенную устойчивость…
– Банковская система, конечно, стала намного сильнее по сравнению с тем, что было в 1998 году и в 2004 году. Запас прочности был достаточно высоким перед началом кризиса. Даже наши показатели достаточности капитала были на уровне 14% в среднем по банковской системе. Это довольно высокий уровень при нормативе в 10%. Далее действия ЦБ и правительства помогли удержать равновесие. Сыграло свою роль и то, что 1998-й год многих закалил и, пройдя через тогдашнюю ситуацию, многие научились…
– Жить не только в благоприятной среде?
– Да. Сегодня научились спокойно воспринимать кризисные обстоятельства.
– А на клиентов что повлияло? Введение института страхования вкладов?
– И это, и то, что ЦБ вовремя помог банкам своими беззалоговыми аукционами. АРБР активно это лоббировала и ЦБ оперативно отреагировал, хотя до кризиса тема долго висела в воздухе. В итоге везде, где намечались узкие места с наличными расчетами, деньги были предоставлены, все обязательства гасились, кассы работали, банкоматы не выключались. Надо признать, что основная заслуга в этом принадлежит Центробанку.
– Сейчас многие констатируют, что в этот кризис Центробанк продемонстрировал умение работать четко, оперативно, без демагогии и именно регулятором, а не надзирателем. По вашим оценкам, это так?
– Не только в кризисе дело. Я скажу, что с приходом Игнатьева ЦБ начал быстро эволюционировать, стал более открытым, внимательным. Стало больше контактов с банкирами, больше дискуссий по предварительной проработке документов.
Правда, сейчас возникает иногда ощущение, что на два шага вперед приходится один шаг назад. Пока еще не изжита до конца традиция «презумпции виновности» банкиров. В России банкиры априори подозреваются в том, что они не умеют вести свой бизнес либо ведут его нечестно. И они должны постоянно доказывать свою компетентность и законопослушность.
Да, проблем и с тем и с другим достаточно, но нельзя перманентное подозрение распространять на всю банковскую систему.
– На форуме АРБР в Сочи, когда г-н Симановский высказался насчет котов и мышей, у меня возникло «нехорошее ощущение». Мол, тяжелое время, пока мы вам помогали, пережили, сейчас мы опять будем вас пороть…
– Не вижу тут проблемы. Думаю, что со стороны ЦБ это вполне нормальная реакция. Понятно, что в кризис многие начинают выворачиваться, иногда «рисовать» более добротную картинку, подороже оценивать активы и т.п. Симановский своим выступлением просто дал понять: ЦБ все понимает и готово на что-то временно закрывать глаза, но рамки приличия и закона соблюдать все же надо. На то и щука в реке, чтобы карась не дремал.
– То есть своего рода дал сигнал?
– Да, да. Послабления в системе надзора были очевидны, это может расслабить, разболтать систему, и потому Симановский показал, что ЦБ намерен несколько, так сказать, подтянуть вожжи.
– ОК, а каковы обратные риски для системы? Не «разболтанности», а излишней «затянутости». Вот сейчас часто обсуждают риски ухода малых банков…
– Такой риск существует, это очевидно. Видно, что доля Сбербанка, ВТБ, Газпромбанка увеличивается, видны и все «хватательные рефлексы», возникающие у госучреждений. Вопрос в том, доходит ли этот риск до степени угрозы частному банкингу как институту. Думаю нет, коль скоро государство заявило, что Сбербанк будет продаваться, ВТБ будет продаваться…
– ВТБ уже продавался как-то, всему народу… Но его воспринимают как госбанк, а частные владельцы его акций могут только посмеяться…
– Да, может быть, не так надо было действовать, не через IPO. Это вопрос спорный. Бесспорно другое: жизнь показывает, что в кризис клиенты идут именно в эти банки, государственные…
– А насколько вероятно, что АСВ вольно или невольно превратится в этакий межбанковский казенный холдинг?
– Думаю, нет. АСВ, если даже на первом этапе и будет фактически национализировать санируемые банки, все равно затем будет их продавать… Вот доля иностранцев может увеличиться существенно, потому что иностранцы будут пользоваться ситуацией, чтобы входить на российский рынок подешевле. Есть, конечно, и встречная тенденция: некоторые российские банкиры создают или пытаются создать банковские группы для того, чтобы повысить их рыночную капитализацию… Но в целом понятно, что иностранцам будет довольно легко сбивать цены.
– Помню, как экспансия иностранцев в российский банкинг стояла на нуле. Потом пошел вал. И вслед за самыми смелыми пришли самые консервативные. Например, Barclays, Nordea и т.п. Возникает вопрос: а сейчас-то кому еще входить на наш рынок? Разве остался кто-то, кто еще тут не присутствует?
– Bank of America только недавно принял решение о вхождении… Игроки еще остались. Кроме того, мы с вами наблюдали приход банковских групп. Но ведь входить в российский банкинг могут необязательно банки и необязательно в формате покупки местных банков или в формате «дочек». Есть еще инвестиционные компании, фонды. Они могут входить в капитал российский банков. Такой процесс вполне может активизироваться в 2010 году. Кстати, мы даже планируем в апреле выездное мероприятие ряда банков в США для презентации наших возможностей.
– Кстати, почему европейские банковские группы почти поголовно представлены на российском рынке, а, например, японский банкинг, за исключением автобанков, фактически не представлен?
– Думаю, на японцев все-таки политика влияет. Вот эти все политические заявления они очень чувствительно воспринимают.
– Вы имеете в виду, что мирный договор между Москвой и Токио так и не подписан?
– Да. Японские банки не столь циничны как американские и европейские. Для них нет полноценного бизнеса там, где не решен вопрос национальных интересов… Вот китайские банки начинают пробовать российскую воду. Аккуратно, пока только осматриваются. Пока китайские банки с точки зрения технологии проигрывают западным банкам. Но они быстро осваивают все эти процессы и как только почувствуют, что вышли на тот же уровень, – они моментально раскинут сети по всему миру, в том числе – в России. Россия – это крупный партнер, это место для освоения китайских инвестиций. Уверен, что китайский банкинг такие перспективы не захочет упустить. Думаю, через три-пять лет Китай будет очень активен в России.
– А что вы можете сказать об исламской модели? О ней говорили и до кризиса и все чаще говорят сейчас, приводя ее пример в качестве антитезы «нехорошему» западному банкингу. Вы верите в ее жизнеспособность?
– Я не сторонник окрашивать деньги в какую-то религиозную краску. Для того, чтобы дать этому инструменту возможность работать в России, необязательно называть этот инструмент исламским. Просто надо в законодательстве предусмотреть такую возможность. Мы, кстати, пригласили несколько крупных аудиторских компаний, в том числе Deloitte and Touche, Pricewaterhouse, Ernst & Young, с тем, чтобы они сделали свое заключение по российскому законодательству и нормативной базе на предмет поиска препятствий для исламского банкинга в России. Думаю, к лету такой анализ будет завершен. В рабочую группу входят и представители ЦБ, Минфина, ФСФР. Интерес к этому есть, хотя я не преувеличивал роль исламского банкинга. Тем более, Дубай показал, что там тоже все отнюдь не безоблачно.
– Кстати, о лакунах в законодательстве… Два года назад мы с вами делали интервью и вы тогда обозначили, что именно из законов и поправок к законам лежало под сукном либо находилось в разработке. Естественно, тогда в центре внимания был проект закона о банкротстве физических лиц, многострадальный закон о потребкредитовании и куча проектов, регламентирующих различные «технические» вопросы финансового рынка. Как обстоят дела сейчас? Кризис смел необходимость некоторых из них, поставил новые вопросы по этой части?
– Благодаря кризису были внесены изменения в закон о банкротстве, появилась возможность досудебного взыскания заложенного имущества, появился институт беззалоговых аукционов ЦБ, несколько расширились возможности Внешэкономбанка. В этом плане мы здорово продвинулись. Хотя некоторые фундаментальные законы, которые определяют будущее нашего рынка, на мой взгляд, еще не приняты. Например, с точки зрения интересов развития банкинга надо принимать стержневые решения, касающиеся регистрации залогов движимого имущества (сейчас тут «дыра»), процедур взаимодействия между заемщиком и кредитором в случае банкротства заемщика. Думаю, в течение этого года такая работа будет закончена.
Еще один важный блок вопросов – это секьюритизация. В первом чтении проект закона приняли, в этом году, думаю, будет создан механизм секюритизации любых активов на территории России.
– Не вызывает сопротивление сама идея наконец внедрить именно тот инструмент, который часто называют одной из причин кризиса на американском долговом рынке?
– Совершенно очевидно, что, внедряя его в России, надо учесть американский опыт, в том числе – негативный. Предусмотреть «предохранители», связанные с секьюритизацией самых рискованных инструментов. Должна быть система надзора и регулирования в этой сфере. Однако рынок секьюритизации объективно должен существовать для того, чтобы привлекать деньги. И этот способ ничем не хуже, а иногда даже надежнее, чем, например, выпуск облигаций. В конце концов, сама идея АИЖК – это, по сути, государственная система секьюритизации. И вряд ли кто-то скажет сегодня, что она бесполезна и неэффективна…
И, наконец, третий блок законопроектов, стоящих сегодня в повестке дня, – это вопросы инфраструктуры финансового рынка. Например, на мой взгляд, нам надо как можно быстрее создавать центральный депозитарий, консолидировать биржи.
– Вы имеете в виду слияние РТС и ММВБ?
– И этот тоже. Тут можно холдинг создать, определить долю каждого участника в этом холдинге. Я считаю, что и товарно-сырьевую биржу надо консолидировать с ними. Должна быть одна мощная российская биржа, которая способна конкурировать с другими мировыми площадками. Вот это будет реальный первый шаг к созданию финансового центра, а не лозунги. Правда, при этом и политика властей должна быть адекватной.
– В смысле?
– Например, власти Великобритании в определенной степени подорвали доверие со стороны участников решением по бонусам. Занимаясь популизмом и ограничивая бонусы (в том числе жесткими налоговыми решениями), надо понимать, что фондовиков так можно и отпугнуть. В свое время из Нью-Йорка рынок пошел в Лондон, потому что была поправка Сорбенса-Оксли, которая ужесточила требования к эмитентам. И они стали размещаться в Лондоне. Сейчас, например, уже заметно аналогичное движение в сторону Гонконга и Сингапура. Мы в этом контексте вполне могли бы «прибрать» Центральную и Восточную Европу, страны СНГ, но для этого надо создать преференции, а не устраивать «охоту на бонусы»…
Помимо консолидации бирж, нужно побыстрей разобраться и с центральным депозитарием. Этот вопрос болтается уже года три в Госдуме. Защита прав собственности и учет этих прав должны быть максимально качественны, тогда это повлияет на рост интереса к нашей бирже. Появление закона об инсайде тоже в этом ключе.
Что касается инфраструктуры общей… Думаю, Москва тогда станет способной к роли финансового центра, когда в ней станет удобно жить.
– О, до этого я не доживу…
– Да бросьте, при всех изъянах прогресс все же есть, кроме, разве что, вопроса с «пробками». Хотя вот введение системы экспрессов в аэропорты показало, что у нас, когда хотят, то и транспортный вопрос способны решать. Ведь действительно решили же проблему! Я, например, теперь в Домодедово или Шереметьево часто еду на электричке, очень удобно, точно знаешь, что не опоздаешь.
– Получается, что кризис во многом стал катализатором принятия актуальных решений? А как известный вопрос с пресловутой «раздвоенностью» банковского сообщества? Тема слияния АРБ и АРБР давно обсуждается. Помнится, два года назад вы высказали уверенность, что в среднесрочной перспективе будет все-таки единая банковская ассоциация. Я слышал такую версию, что АРБ и АРБР объединят «сверху» и поставят «своего» человека… Это все пена или как?
– Конечно, пена пока что, к сожалению или к радости. Я – сторонник объединения и считаю, что должна быть одна ассоциация. Есть свои плюсы и преимущества у каждой из персон, возглавляющих сейчас существующие ассоциации. Поэтому я бы на первом этапе принцип сопредседательства внедрил. Делить нечего на самом деле…
– Есть такой довод, что в сверхассоциации голос малых и средних банков не будет слышен. А, мол, АРБР сейчас отстаивает их интересы.
– На самом деле АРБ тоже не закрывает глаза на проблемы малых и средних банков и по многим из них мы сотрудничаем… Но сама постановка вопроса имеет право на существование. Кстати, кризис, обострил некоторые противоречия внутри самой банковской среды, как по линии «крупные – малые», так и по линии «государственные – частные». Дискуссии между руководителями государственных и крупных частных банков доходили если не до рукоприкладства, то до весьма сильных выражений. Нездоровая конкуренция – это одно противоречие. А коль скоро противоречия обострились, то сейчас говорить об объединении очень трудно, потому что многие региональные банки не доверяют крупным банкам, не доверяют властям и им не симпатичны идеи искусственной консолидации банковской системы.
– Идеи повышения минимального капитала банков тоже сказались?
– В том числе и это.
– А, на ваш взгляд, есть какая-то разумная «золотая середина» между нынешней планкой в 90 млн. рублей и кудринским «взмахом шашки» на тему одного миллиарда?
– Я считаю, что вообще не надо устанавливать никаких требований по минимальному капиталу к уже работающим банкам. Миллиард это вообще неразумная планка даже для тех, кто хочет войти на рынок.
– То есть вы против этих идей?
– Да. Наверху почему-то считают, что чем меньше банков, тем проще регулировать отрасль и тем она устойчивее. Почему? Это значит, что ЦБ не доверяет своим региональным отделениям? Да и потом, мы должны прежде всего учитывать не облегчение работы регулятора, а доступность финансовых услуг населению и бизнесу. Она разве у нас избыточна?
– Кстати, о доступности. С недавнего время идея «почтового банка» вдруг опять на щите. Я был уверен, что с уходом Казьмина и Алешкиной эта тема снята…
– Это были не амбиции Алешкиной и Казьмина, эта идея давно возникла и имеет западные аналоги, вполне успешные. Главный тормоз – законодательные ограничения на работу с деньгами населения через почту. Их надо снять. Конечно, любой идее нужны, скажем так, активные люди, которые заинтересованы в ее реализации. Видимо, в Связь-банк сейчас пришли такие люди. И, имея такую мощную поддержку как ВЭБ, они, очевидно, решились на второй подход к этой штанге…
– А вы считаете что эта идея разумна? Ее сторонники всегда ссылаются на германский пример…
– И это вполне правомерно. Немецкий пример положительный…
– Г-н Греф как реагирует? Ведь конкурент Сберу…
– Не знаю, но думаю, что Грефа сейчас это не беспокоит. Прежде всего, потому что такое дело займет не менее пяти лет. Надо подготовить персонал, надо переоснастить все почтовые отделения, нужны сети многофункциональных банкоматов, мини-офисов…
– Ну, с персоналом проблемы не будет. Тот же Греф как раз за пять лет намеревается сократить 25% сотрудников Сбербанка…
– Поживем – увидим.
– Давайте вернемся к теме ассоциаций. На сто дней своего президентства в АРБР вы дали программное интервью «Банковскому обозрению». И тогда отметили, что у вас прекрасные личные отношения с Гарегином Тосуняном, между ассоциациями должна вестись партнерская политика и что вы «в этом плане никаких проблем не видите». Помню, тогда под этим интервью появился комментарий одного из читателей: «Похоже. Аксаков с Тосуняном договорились дуть в одну дудку». Как сейчас обстоят дела с общей дудкой?
– Вы знаете, по большому счету, у нас по-прежнему хорошие личные отношения. Конечно, то, что в какой-то степени мы находимся в состоянии определенной профессиональной конкуренции, накладывает свой отпечаток. Но в целом мы, по-моему, неоднократно показывали, что ассоциации умеют плодотворно сотрудничать. Единственный факт, который меня сегодня озадачил, связан с их попыткой собрать осенью банковскую встречу в Черногории. Назначать ее на те дни, когда АРБР проводит сочинский банковский форум, – это было не очень понятно и корректно. Лучше бы сами приехали в Сочи, поучаствовали…
– А в таких случаях вы друг друга приглашаете? Потому что никогда не удавалось увидеть ни вас на традиционной июльской конференции в Петербурге, ни г-на Тосуняна в Сочи…
– Конечно, приглашаем. И на петербургской конференции я бывал, последние разы просто перехлест с другими мероприятиями получаем. Так что здесь проблемы нет. Я считаю, что нечего нам делить. Сейчас тем более нужно быть вместе, тем более, что АРБ и АРБР это уже делали.
– Да, и по поводу минимального уставного капитала банков вы с Гарегином Тосуняном высказывались в одном ключе.
– Да, да. Поэтому не вижу никакой проблемы. Я думаю, мы будем сильнее, действуя вместе.
– Часто в ваш адрес приходилось слышать слово «лоббист». У нас этот термин очень часто носит негативный оттенок. Возникало по этому поводу какое-то непонимание с избирателями или коллегами-политиками?
– Я бы так сказал: с избирателями проблем вообще нет, есть проблемы с некоторыми депутатами. С теми депутатами, которые хотят этот факт использовать в конъюнктурных целях, когда им выгодно выступить против партии, от которой я избирался. Тогда они начинают этот факт мурыжить. Хотя можно было бы и ту же самую «Единую Россию» прошерстить, посмотреть, кто там представлен. Просто это некорректная постановка вопроса. Очень легко прикрыться лозунгами в защиту народа, напирая на то, что твой оппонент – лоббист банков. Исходя из того, что банкиры – это «плохо», а народ – это «хорошо». Но это же дикая, примитивная постановка вопроса.
Лоббизм – это совсем иное. Я – президент банковской ассоциации, соответственно, у меня есть хорошая возможность привлечь экспертов для подготовки качественного законопроекта. Я эту работу делаю. В этом смысле лоббизм – это нормальный процесс. Другое дело, что некоторые компании хотят протащить не отраслевые, а свои собственные интересы. В этом плане мне, как руководителю ассоциации, очень важно вовлечь в экспертную работу людей с разными интересами, чтобы был соблюден баланс. Когда так делается – узкий, «шкурный» лоббизм сходит на нет.
– Вы упомянули о партии, от которой избирались. Ваш приход в «Справедливую Россию» нормально воспринимается банкирами?
– Я слышал слова симпатии в адрес партии. У нас есть свобода высказывания своей точки зрения, чего нет у других фракций. Часто это делает работу более результативной. Мы предложили альтернативный бюджет, чего не сделала ни одна фракция. Нами была предложена антикризисная программа, чего никто больше не сделал.
– Каков КПД от подобных инициатив? С учетом того, что рулит-то все же другая партия?..
– А вода камень точит. Вот в 2008 году мы говорили о беззалоговых аукционах, мы говорили о суббординированных кредитах, мы говорили о выводе залога из общей конкурсной массы банкрота. Нас высмеивали. А через месяц был принят закон, в соответствии с которым все это было реализовано. Мы говорили о необходимости создания банка развития – банк развития создан. Пресловутый закон об ограничении рекламы пива – я как один из авторов его пять лет двигал, и все же он принят.
Мы играем роль ледокола.
– А лед за вами потом не сходится? В сходной роли часто выступает РСПП. Но вот мы видим: правительство, несмотря весь прогресс, принимает решение увеличить нагрузку на бизнес по налогам с оплаты труда опять до 34%. Или опять инициирована дискуссия о том, чтобы сделать подоходный налог прогрессивным. Не означает ли это, что все рыночные начинания держались, пока нефть была дорогой, а теперь государство опять начинает закручивать гайки.
– Есть такой риск. Причем часто пытаются свои старые ошибки закрыть с помощью вот таких решений. Например, как в случае с пенсионной реформой…
– Вы имеете в виду разговоры о том, что нынешняя пенсионная система заходит в тупик?
– Да. Она не была математически просчитана. На самом деле, пенсионные накопления тех, кто сегодня их платит, не позволят им обеспечить нормальную пенсию. Да и их съедает инфляция. И сейчас будущую дыру пытаются закрыть с помощью повышения налоговых отчислений. Думаю, что, в конце концов, придут к тому, как было в советское время.
– То есть, к системе государственного дотирования пенсий из бюджета?
– Фактически да. И, может быть, надо было сразу на это ориентироваться.
– Но ведь нынешняя система по своей идеологии просто не имеет альтернатив… Может быть, математика в ней и неправильная, но других рыночных вариантов просто нет.
– Теоретически – конечно. Но беда в то, что у нас пока что уровень инфляции высок и совершенно непонятна, как он будет скакать в ближайшие годы. Мы должны сначала вывести экономику на определенный уровень стабильности, а потом уже думать о формировании пенсионных накоплений. А ныне, к сожалению, система пенсионных накоплений может быть пересмотрена как неоправдавшая себя. Косвенное свидетельство тому – несмотря на государственные дотации, мало кто из россиян дополняет свои пенсионные накопления добровольными отчислениями. Народ не верит в пенсионную систему, не верит в долгосрочной перспективе в способности государства.
– А во что верит? Вот вы работаете то с западными финансистами, то с банкирами, то со своими избирателями. И какие впечатления от этого контраста?
– Любопытно, но народ, возглавляющий банки и народ, живущий в глубинке, думает примерно одинаково. Что мы живем не так, как мы можем жить. Банкиры тоже думают, что мы можем эффективнее жить, работать, получать лучший результат, но для этого надо многое менять в системе. В то же время есть огромный разрыв в уровне жизни элиты и людей, живущих в провинции. Хотя я лично чувствую себя, общаясь со своими избирателями в той же Чувашии, очень комфортно. Там люди более искренние, чем в Москве, с ними легко выйти на доверительный разговор. Я родился в Башкирии, вырос в Крыму, учился в Москве, а работать поехал в Чувашию. Так что хорошо знаю, как там обстоит дело.
Народ очень искренний, народ хочет доверять власти, и хочет одного – чтобы эта власть не врала.
– Вот вы были министром, стали парламентарием, президентом банковской ассоциации. Ваше личное ощущение проблем изменилось?
– Ситуация в стране изменилась. Когда я был вице-премьером и министром экономики Чувашии, не было денег, была катастрофическая ситуация, мы работали как пожарные, как спасатели. Сейчас ситуация изменилась и менеджмент должен быть другой. Во главе регионов и компаний должны быть не пожарные, а менеджеры, умеющие управлять бюджетом, определять стратегические направления проектов, контролировать расходование средств. Раньше нужны были те, кто мог матом, пинками заставить все работать без денег. Это была ситуация мобилизационной экономики. Сейчас можно с помощью денег заинтересовать делать все качественно и хорошо. Но это надо уметь…
– Вы домосед или у вас какие-то более активные увлечения?
– Я люблю футбол.
– Болеть?
– Играть. Как сборная наша отборочные игры чемпионата мира проиграла, я решил: все, я больше не болею, почему я должен переживать за людей, которые просто не хотят даже бегать по полю? Если у них нет ответственности по отношению к зрителю, к стране – чего из-за них переживать? Теперь я не смотрю никаких спортивных передач, не хочу в своем настроении зависеть от других. Лучше самому сыграть. С банкирами мы играем около МГУ, Я живу там недалеко. Пришел на футбольное поле, сыграл, получил удовольствие. Там нет начальников, все равны, играют с полной отдачей, в свое удовольствие. Еще рыбалку люблю. Лучший способ отвлечься от негатива. Там абстрагируешься от всего, что к леске не привязано.
– Рыбачите в России или везде, где бываете?
– В Крыму обычно, потому что я там вырос и частенько туда езжу.
– Что вы делаете со своими деньгами?
– На бирже не играю точно. Что касается валют сбережений, тот тут совет один – в чем тратите, в том и держите…
– Помню, как в Сочи, в кулуарах форума местные телевизионщики у вас брали интервью и девочка вас очень серьезно спросила., что главное – энергия, трудолюбие, креатив? А вы ей сказали, что самое главное лежит вообще вне сферы работы, потому что главное в жизни – это любовь. Это у вас такое настроение было или кредо такое?
– Так ведь на самом деле главное – любовь. Живем один раз, и ничего замечательнее любви в этой жизни нет. В одной книжке Джозефа Адисона я прочитал, как герой стоит на кладбище и думает: вот лежат рядом люди, у которых были разные идеи, они раздирали этот мир на части, противостояли друг другу, но оказалось рядом. Так что работа – это все равно бренно.
– А что для вас любовь?
– Состояние души. Это жизнь в согласии с собой, с женой и детьми – у меня два сына, Димка и Сашка, – с друзьями, в коллективе, когда никогда нет необходимости врать и быть не собой. Когда ты любишь этот мир, а мир тебе отвечает взаимностью.
Finversia.ru
