Ян Арт: «Почему бы правительству не попросить ЦБ снизить банковские нормативы на время кризиса?»

Одна из главных проблем банковской системы России, переживающей стагнацию потребительского кредитования, — рост плохих долгов. При этом ЦБ, вместо того чтобы пойти навстречу банкам, наоборот, «закручивает гайки». Но хуже всего, по мнению главного редактора ИА «Банкир.ру», вице-президента Ассоциации региональных банков России Яна Арта, то, что если во время кризиса 2008-2009 годов строили планы на будущее, сегодня драйв почти совсем угас. О том, чем живет и будет жить банковская система России и Татарстана, эксперт рассказал в интервью «Реальному времени».

Проблема плохих долгов решена не была

— Ян Александрович, буквально перед праздниками Центробанк, как и ожидалось, снизил ключевую ставку до 12,5%. Что будет происходить в связи со снижением на банковском рынке?

— По большому счету, ставка снижена до рабочей. Из серии «трудно, но работать можно». Это уровень 10-12%. Другое дело, что это всего лишь часть проблемы. Все понимают, что политика поэтапного снижения ставки продолжится, причем оно уже сейчас идет опережающими темпами, быстрее, чем ожидалось. Думали, что к 10% мы дойдем где-нибудь к концу года, но при таких темпах получится даже раньше.

Есть еще одна проблема — риск кризиса плохих долгов. Она уже в 2007 году констатировалась, в 2008-м была угрожающей, но тогда российскому банковскому рынку действительно повезло, все обошлось. Проблема плохих долгов решена не была, но, во-первых, они были абсорбированы в новом витке кредитования, а во-вторых, часть из них была реструктуризирована.

Ключевых инструментов, о которых тогда говорили, например, создание банков плохих долгов либо ПИФа плохих долгов, так и не было создано. Сейчас эта тема возобновляется. Но плохие долги стали потенциальной угрозой номер один. Есть банк, у которого рост просроченных долгов за последний год составляет 8 000%! Есть другой, у которого просрочено 87% выданных кредитов. В кризис 2008 года государство могло себе позволить выделить деньги на создание ПИФа плохих долгов, но на этот раз у государства средств нет.

И третья самая главная проблема даже при снижении ставки — отсутствие хороших заемщиков. То есть дефолт заемщиков, сокращение бизнеса, нежелание заемщиков думать о развитии и брать какие-либо средства под развитие. В основном кредиты берутся под затыкание дыр.

— Вернемся к ключевой ставке. По сути, что это? Это стоимость денег, которые банкам дает государство.

— Упрощенно говоря, это цена денег, по которой банки могут взять их у ЦБ. То есть ни люди, ни бизнес не могут рассчитывать на какие-либо деньги от банков по цене меньшей, чем ключевая ставка, и плюс минимум 3% — это стандартная банковская маржа. Поэтому ключевая ставка принципиальна для российской экономики.

Другое дело — сейчас совсем плохо, что заемщиков практически нет. Да, благодаря антисанкциям оживились сельскохозяйственные производители, особенно на юге, и они готовы брать кредиты под импортозамещение, прежде всего в продуктовой области. Но у банков, к сожалению, ответ для них простой: срок антисанкций — 1 год. За год можно максимум развернуть линию производства зеленого горошка. Больше ничего сделать нельзя. За год бизнес не выйдет даже на окупаемость. Поэтому банки опасаются кредитовать сельхозпроизводителей. Хотя в принципе антисанкции нужно было вводить в качестве протекционистской меры, но, во-первых, в отрыве от политики, а во-вторых — не на один год, а как минимум на пять.

— Что же дает понижение ключевой ставки?

— Как ни странно, это действие ЦБ имеет позитивное влияние на рынок. В первую очередь как чисто психологический момент. Как когда лежит больной с температурой 40, а потом она у него становится 38, и он все равно встать не может, но уже скорее жив, чем мертв. То же самое сейчас ключевая ставка. Для российского рынка это психологически важный момент, благодаря которому оживляются заемщики и банковский сектор.

— Чем можно будет замерить это оживление? По итогам второго квартала увидим рост кредитования или что?

— Ну, о прежних объемах, конечно же, и речи быть не может. Скорее всего, банки начнут опять работать с ипотекой, потому что ипотека под 13-14% уже возможна. Особенно с учетом программы федеральной субсидируемой ипотеки по ставке 12% годовых. Плюс кэптивное кредитование, кредитование каких-то совсем уж уверенных проектов в рамках приостановленных ранее кредитных линий. Пока есть проекты с высокой рентабельностью в 25-30%, и хотя бы по ним сейчас начнется какое-то кредитное движение.

Хотя бы половину пути российского рубля проделали многие валюты

— Сейчас начинает реализовываться еще одна госпрограмма — докапитализация банковской системы. Из татарстанских банков в ней участвует только «АК БАРС». Небольшие региональные банки участвовать в ней по-прежнему не могут?

— Пока нет. Наша ассоциация поставила вопрос о том, чтобы осуществить допуск региональных банков, ЦБ услышал, предложил свое видение. Но видение ЦБ нас не устраивает, потому что, по их мнению, региональным банк является тогда, когда у него капитал выше 5 млрд рублей. В Татарстане таких банков всего три. Притом что в республике очень концентрированная банковская система. В Ростове-на-Дону один такой банк, а во многих регионах их нет вообще.

Наша цель — сделать для региональных банков не «закуток» в этой программе, а отдельную программу. ЦБ, может быть, и принял бы это, но сейчас Кремль зажимает все возможные деньги. Взять, к примеру, валютную ипотеку, которая коснулась Москвы и Санкт-Петербурга. Правительство сначала полгода молчало, а потом Путин в ходе «Прямой линии» заявил, что помогать валютным заемщикам государство не будет, поскольку они сами брали на себя риски курсовых колебаний. Экономически это абсолютно правильно. Неправильно, что правительство полгода молчало, подвесив этот вопрос в воздухе, дав валютным «ипотечникам» некую надежду.

В Москве валютная ипотека была популярна, потому что «Банк Москвы» очень бурно в свое время выдавал ее под привлекательный процент в швейцарских франках, в которых у него было фондирование. В Польше и Венгрии вся ипотека была выдана в швейцарских франках, в обоих странах произошли дефолты этих сегментов рынка. И балканские банкиры предупреждали российских, что, мол, вы на те же грабли наступаете, что и мы, — и вправду наступили, но хотя бы не в том объеме.

Самое смешное, что в Мурманске выдавали ипотеку в норвежских кронах. Там, соответственно, люди просели, но чуть меньше, потому что норвежская крона девальвировалась на 25 процентов. И когда в России жалуются на то, какая плохая Набиуллина, на самом деле не учитывается, что, взяв группу из 11 сырьевых валют, особенно норвежскую крону, потому что она связана с нефтью, и австралийский доллар, который связан с фьючерсами на железо, можно увидеть, что хотя бы половину пути российского рубля проделали многие валюты. И ничего страшного в этом нет, это совершенно объективное снижение.

— Качество кредитного портфеля — это сейчас проблема номер один?

— Да, это так. И тут сыграло роль замораживание потребительского кредитования, которое было объявлено Набиуллиной и ее командой в конце 2013 года. Тогда ее ругали за такое консервативное решение, мол, крутится велосипед, давайте быстрее ехать. А сейчас рады, потому что когда начал тормозиться прирост, то риск-менеджмент в банках усилился. Больше стали давать отказов, и сейчас это банкам на пользу, из серии «не было счастья, да несчастье помогло». Так что команда Набиуллиной, как ни странно, сыграла здесь позитивную роль.

— Что ожидается на кредитном рынке в ближайшее время?

— Я думаю, стагнация, еще где-то 50-100 банков мы потеряем в ближайший год из-за отзывов лицензий или самозакрытия. Такое тоже возможно. Что будет дальше? Надеюсь, что будет некоторое возрождение рынка. Хотя, конечно, концентрация в сторону крупных и прежде всего государственных банков усилилась. Но выглядит ситуация сомнительно, потому что тот же ВТБ все время на инъекциях. Слава Грефу, что он отказался брать государственные деньги со словами, что Сбербанк сам выкрутится.

Драйв совсем угас

— Аналитическая служба «Реального времени» изучала отчетность банков по итогам марта. По данным ЦБ, у крупнейшего татарстанского банка — «АК БАРС Банка» — коэффициент достаточности капитала составлял всего 10,27%.

— У всех крупных банков этот коэффициент упал. Схожая ситуация у всех — все банки рассчитывают на господдержку. Очень странно: правительство говорит, что готово выделить деньги из бюджета на докапитализацию, потому что есть риск ухода банков из зоны соответствия нормативам. Встречный вопрос: почему бы правительству не попросить ЦБ снизить нормативы на время кризиса? Почему Н1 у нас 10 процентов? Почему не 8, как во всей Европе? Если снизить норматив до 8, то государству никому не нужно будет помогать. Можно так же изменить требования к резервированию.

Мы в ассоциации выступаем за то, чтобы у нас в полной мере ввели то, что де-факто Игнатьев делал в декабре 2008 года — так называемое «контрциклическое регулирование». То есть в худшие времена нормативы снижаются, в лучшие — увеличиваются. А у нас ввели «Базель III», тогда как даже США сказали, что намерены отложить этот шаг на несколько лет, потому что их банковская система, самая крепкая в мире, должна лучше к этому подготовиться. Некоторые европейские страны «Базель» приняли, но ввод его отложили. Мы же ввели, как будто мы Европа номер один. И вообще, на фоне политической, экономической риторики России это выглядит абсурдно. Наши чиновники разводят руками и говорят: а как же «Базель»? Но как об этом можно говорить, когда Россия только что сказала, что не является Европой, может вылететь из «Большой восьмерки», из ОБСЕ. И это выглядит глупо, на мой взгляд.

— Вообще, довольно символично, что банки, ожидающие докапитализации, накануне поступления денег уменьшают капиталы, видимо, выводя деньги акционеров, чтобы потом не только увеличить нормативы достаточности капитала, но и заменить деньги акционеров деньгами государства.

— Печально, что они делают это не потому, что им так плохо, — положение у них на троечку, но не смертельное, — а просто чтобы соответствовать нормативу. Грубо говоря, скажи завтра «АК БАРС Банку», что норматив равен 8, им не придется этого делать. Они, по сути, исполняют некую формальность.

— Ну и капиталы у банков зачастую бумажные.

— Даже государственная докапитализация идет облигациями, а не реальными деньгами. Банкам эти деньги не нужны, они не будут сложены в инвестиции. Облигациями невозможно поднять реальный бизнес. Это просто облигации, выпущенные государством и отданные банкам, чтобы банки соответствовали государственному условному показателю. Это дикая ситуация.

С учетом того, что кроме банков на резервный фонд точат зубы великие менеджеры России, которые обладают куда большим аппетитом, чем все банки вместе взятые, — это «Роснефть», РЖД и т. д., — выглядит все это никчемно и бессмысленно.

Поэтому я думаю, что банковская система уменьшится, еще немного усохнет, покряхтит, но в принципе сохранится. По словам банкиров, текущая ситуация далеко не смертельная. Хуже другое: наблюдается тенденция, что совсем не хочется работать, чего не было в 2008 году. По ряду социальных, политических, экономических причин драйв совсем угас. В 2009 году, в разгар кризиса строили планы. И неважно какие — социально полезные или обогащение, — но в любом случае это были драйверы. А сейчас они отсутствуют.

Грефа до ужаса боятся все те, кто рассматривает экономическую политику как тему вечных обращений за помощью

— А как можно его вернуть?

— На протяжении трех месяцев идет разговор о потенциальном назначении того человека, которого сейчас называют в качестве возможного премьера, — оно бы вернуло драйв. Этот человек — Герман Греф. Он рассматривается с февраля в качестве потенциального премьера. Да, он по-своему сумасшедший человек. Я недавно познакомился с ним лично. При определенной предвзятости к нему я очень захотел, чтобы этот человек стал премьер-министром моей страны.

У него абсолютно либеральная четкость мышления, умение находить компромисс. Если такой человек станет премьером, он будет способен принимать решения. Он очень четко мыслящий и в хорошем смысле откровенный человек.

— Даже если это назначение возможно, к чему оно приведет российскую экономику?

— Грефа до ужаса боятся все те, кто рассматривает экономическую политику как тему вечных обращений за помощью. Уже все привыкли к тому, что самая большая радость для аграрного сектора — засуха. Тогда губернатор едет в федеральный центр получать трансфер. Это любимый бизнес российских аграриев. Для глав РЖД, «Роснефти» назначение Грефа — проблема.

Но Путин прекрасно понимает, что Греф — это фигура, способная реализовать выход из кризиса. Средний и крупный бизнес воспряли бы точно. Видно, что этот человек способен развести экономические вопросы и политику. Но я еще под личным впечатлением нахожусь. Я много работал с чиновниками, и ни в Татарстане, ни в Москве нет чиновника, способного сказать, что он расходится во взглядах с президентом. В Татарстане не было людей во власти, которые способны были возразить Минтимеру Шаймиеву. Эта фраза была непроизносимая — не то что за нее убивали, нет, конечно. Просто гортань переставала работать.

Если нет взыскания долгов, цена денег в стране будет намного выше

— В ходе бизнес-бранча с банкирами Татарстана они говорили о том, что банкам не нужен закон о банкротстве физических лиц, что, если он будет принят, банки повалятся один за другим. Что вы об этом скажете?

— Сам закон нужен по одной простой причине — в нем очень четко расписан механизм «процедура банкротства». А грамотно управляемая процедура банкротства — это еще и процедура возврата долга, которая нужна всем. Механизм банкротства хорош тем, что к заемщику, подавшему заявку на признание банкротства, приходит внешний управляющий, освобождает заемщика-банкрота от коллекторов, ограничивает его права и забирает конкретные активы, которые не являются первостепенными.

Конечно, если человек стоит в позе «не хочу ничего гасить и не готов ничем поступиться», то ему неприятен и не нужен закон о банкротстве. Для банков же он — это четкая работа с изъятием активов заемщиков — скажем так, с паршивой овцы хоть шерсти клок, — воплощенная в конкретные процедуры. Сегодня их нет.

Мы в ассоциации выступали за планку, при которой человек может подать на личное банкротство — 200-250 тыс. рублей. Законодатели установили 50 тыс. рублей. Это и напрягает банки. Потому что любой студент, купивший условно смартфон за 60 тыс. рублей, может подать на банкротство. Это абсурд. 60 тысяч рублей можно выплатить, а для Москвы так это вообще смешная сумма даже при нынешнем жутком снижении уровня заработных плат.

— Насколько он жуткий?

— Грубо говоря, если в 2011 году приходили на вакансию экономического журналиста и просили заработную плату «хотя бы» 80 тыс. рублей, то сейчас соискатели готовы работать и за 40 тыс. Кризис в этом смысле оказался полезен для оздоровления общества, хотя и вреден для людей.

— И все же о банкротстве физических лиц — по-вашему, закон всем нужен, но его не принимают уже около 10 лет.

— Да, это так. Два закона лежали под сукном — «О потребительском кредите» и «О личном банкротстве». Первый приняли в прошлый кризис, хотя он менее всего нужен, потому что все, что в него когда-то вкладывалось, было частично реализовано — это полный расчет стоимости кредита, требования к рекламе банков. В нем впервые обозначили, что коллекторство — это законно, потому что вокруг коллекшена у нас тоже, к сожалению, проблемы. И прежде всего эти проблемы развиты телевидением, потому что там выдают сюжеты о том, какие коллекторы плохие. Это чудовищная ситуация, потому что во всем мире существует профессиональный рынок взыскания долгов, который позитивно влияет на развитие всего кредитования. А у нас и депутаты некоторые подпевают песне, что коллекторство незаконно. Особенно те популисты, которые ничего не понимают в экономике, но каждый свой шаг взвешивают через восприятие электоратом. Но ведь если нет взыскания долгов, цена денег в стране будет намного выше. Потому что тот, кто дает в долг, берет на себя больше рисков.

Закон «О личном банкротстве» лег под сукно по популистским соображениям. Наши пугливые законодатели, половина из которых абсолютные популисты, его боятся. А банки давят на авторов, чтобы в законе не было излишне мелкого выхода — кредитов на мелкие бытовые нужды. Экономически сам закон мало что изменит, проблему плохих долгов он не решит.

Посмотрите на коллекторов. Их обложили со всех сторон. Лишили возможности звонить лицам, не имеющим отношения к просрочке, и уточнять данные о неплательщике в базе кредитных историй. Коллекторам нельзя сверять у операторов мобильной связи, действительно ли тому человеку принадлежит тот или иной телефонный номер. Абсурд. Не звоните другим людям, но и не уточняйте номера. Как работать?

Здесь вопрос и к сумасшествию российского телевидения, которое любит делать передачи, посвященные коллекторским историям. У меня недавно был вопиющий случай, когда позвонили из программы «Пусть говорят» и предложили участвовать в выпуске, где обсуждалась эта тема. Они заранее уточнили мою позицию на этот счет, на что я им сказал, что моя позиция известна: это неразумно по той причине, что я представитель этих людей «с битами», что эти люди сами и пригласили меня по принципу «вы не от нас, но вы нужны, чтобы нас же и сдерживать». На съемках они набирают полную студию сотрудников телевидения — вот это эксперты! В прошлый раз со мной на программе рядом сидела Дана Борисова. И она со мной, вице-президентом Ассоциации региональных банков России, говорила о взыскании долгов. Что могут сказать по этой проблеме телевизионщики? Они говорят что угодно, лишь бы понравиться публике. Так был просто цирк. Сидит девушка, у которой коллекторы за долги отбирают квартиру на Кутузовском проспекте стоимостью $2,5 млн, и она вынуждена на время разбирательства «ютиться» на окраине Москвы — в Строгино, в «двушке». И мне передают еще слово — мол, что вы можете сказать? Я говорю: «Ничего, я ючусь на окраине Москвы в Строгино, в «двушке». Так что эту девушку переселяют по соседству ко мне».

Телевидение работает бессовестно с этой темой. У них какой-то бзик. И поэтому коллекторов попытаются торпедировать. Если не будет нормальных коллекторов, начнется криминал. Будет ужасно, но люди этого не понимают. Потому что торпедировать будут легальных коллекторов, а нелегальных, как раз тех, которые с «битами», никто трогать не будет, потому что их как бы нет.

Чтобы создать дееспособный банк плохих долгов, нужно очень много денег

— Пока нет определенности с принятием закона «О банкротстве физических лиц», что делать с плохими долгами?

— Закон «О банкротстве физических лиц» нужно принимать, но не в связи с этой проблемой, а просто потому, что заемщик с просроченным долгом «недочеловек». Так как у него нет процедурной определенности, он плохо себя чувствует социально, физически и профессионально.

На мой взгляд, лучший выход — это создание банка или ПИФа плохих долгов. Это финансовый институт, который выкупает долги, чистит таким образом балансы банков, то есть дает им возможность дальше двигаться в бизнесе. И подобный финансовый институт должно создавать государство.

— Сколько средств необходимо вложить для создания банка плохих долгов?

— Для того чтобы создать дееспособный банк плохих долгов, нужно очень много денег. Вопрос не в том, что государственный банк выкупит плохие долги, — это должен быть банк, который с плохими долгами будет осуществлять дальнейший бизнес. То есть то же дисконтирование, разрешение каких-то проблем, зачастую усадка долга — это тоже нормальная финансовая работа.

Но опять же это все на уровне разговоров. С конца 2008 года по 2010-й об этом много говорили, потом забыли. На мой взгляд, зря, потому что банк плохих долгов нужно было создавать на пике успешного рынка. Но ЦБ в последние полгода занят не банками, а денежно-кредитной политикой. И он сам находится под жесточайшим прессингом, наиболее сильным за последние 15 лет, потому что на него наезжает целая политическая группа, которую условно можно назвать «глазьевской». Это ряд депутатов и советник президента РФ Сергей Глазьев. Это противостояние — принципиальный для России вопрос, а не просто карьерный. Потому что, если признать, что то, что было сделано Набиуллиной с рублем, неправильно, значит, запустить другую экономическую логику развития страны. Хотя то, что сделала Набиуллина, пошло на пользу стране и, по сути, спасло власть от банкротства. Потому что власть свои доллары перевела по другому курсу.

Наш народ не понимает, что финансовая жизнь циклична. По их мнению, когда заработная плата росла на протяжении 15 лет — это нормально, а когда пошла на снижение — ненормально. Спрашиваешь у человека: если все время подкачивать шину, что будет? Она лопнет. А российский народ не «лопнет» никогда.

— По вашему мнению, каким будет курс валют в этом году?

— Во-первых, вполне возможно, что курс доллара укрепится на уровне 46-47 рублей, хотя на пользу стране это не пойдет. Но есть прогноз — другая крайность — 75 рублей. Большинство экспертов сошлось на диапазоне 50-60 рублей. Мне кажется, что 46-48 рублей, к сожалению, реальность. По идее, ЦБ должен сдерживать сейчас рост рубля, потому что, как всегда, мы получили кучу минусов, но и один большой плюс от девальвации в виде оживления экспортеров. И импортозамещение становится реальным на сегодняшний день. Но сейчас из-за укрепления рубля получается как с контрсанкциями, когда указ был подписан на год вместо 5 лет. Здесь, на мой взгляд, даже хуже ситуация. То есть на правительство давит фетиш рубля. Но президент должен сделать выбор с точки зрения высшей политики, что ему выгоднее — быть хорошим и опустить доллар ниже 50 рублей или грамотнее справиться с ситуацией.

— Но Путин, похоже, уже сделал свой выбор — слабый рубль ради исполнения майских указов. Отсюда и поддержка Набиуллиной.

— Он уже от этого выбора открестился — сам себе заработную плату убавил, тем самым символически дал сигнал по урезанию доходов чиновников, что правильно.

Майские указы 2012 года, путинские «хотелки», де-факто нереализуемы. Путину сейчас предстоит выбирать между чистой политикой и экономическим курсом. А какой-то курс способен осуществлять сейчас только Греф. Нынешний премьер — это фигура компромиссов, которая всех в равной степени не устраивает. И отсюда его самое крепкое положение в России, потому что у нас ты крепче всего не тогда, когда ты всех устраиваешь, а когда, наоборот, ты всех не устраиваешь. Хотя три года назад все, даже я, говорили о том, что в правительство собрали непонятно кого, чтобы вскоре его разогнать.

— И последний вопрос: что вы думаете о перспективах национальной платежной системы? Сколько времени даете этой идее — на раскрутку или гибель.

— Не дай бог нам с вами иметь карту национальной платежной системы. С учетом хорошего финансирования идея может реализовываться вечно. Но все сводится к тому, что ни один россиянин не захочет иметь дело с картой, которая перестанет работать, как только он выедет за границу. У нас все говорят, что в Японии есть своя национальная платежная система, у Китая тоже. Но у Китая его система сидит на процессинге MasterCard. Давайте делать так же?

Недавно произошел первый сбой. Он был серьезный, длился несколько часов. И буквально сразу после этого сбоя в новостях сообщили о том, что российские хакеры взломали почту Барака Обамы. На фоне такой новости забывается, что новорожденная российская платежная система только что «крякнулась». Вопрос один — мы знаем, что россияне патриотично настроенные, честные люди, и местные хакеры, конечно же, будут ломать исключительно почту Обамы. Мы же не поверим, что они будут ломать народные, георгиевские банковские карты. На самом деле, пример простой: эта система просто смертельная. Но карта эта появится и станет расхожей в ближайшие 5-7 лет, потому что Россия великая, с точки зрения объема экономики, финансов и амбиций, страна, чтобы иметь в том числе и свою платежную систему.

Гузель Шамилова, Сергей Кощеев

Интервью порталу «Реальное Время», 12 мая 2015 года