Западло неделикатное

Как известно, нам не дано предугадать, как наше слово отзовется. И как прозвучит – тоже…

На исходе Советского Союза довелось мне побывать в тюрьме строго режима. Советскому Союзу оставалось чуть более года. И через аппарат Верховного совета СССР удалось нам выбить право посетить Чистопольскую тюрьму, или, казенным языком, УЭ 148/ст. 4.

Цель посещения – встретиться там с человеком, которого называли «последний политзаключенный СССР», – петербургским диссидентом Михаилом Казачковым.

В общем, едем в Чистополь. Тот самый, у Пастернака:

«И я припомню страшную войну,
Народу возвратившую оружие,
И прошлое перебирать начну,
И городок на Каме обнаружу».

* * *

…Едем из Казани на машинах. Сопровождает нас подполковник МВД, который, среди прочего, настрого предупредил: «Интервью будет в кабинете начальника тюрьмы. Можете говорить о чем угодно. Только не спрашивайте Казачкова о его соседе по камере – иначе прервем свидание».

А потом, видимо, не вдохновившись моим внешне рассеянным видом, повторяет это еще раз и еще.

– Понял я, понял, – также рассеянно отвечаю я и перехожу на отвлеченные темы. А про себя думаю: «это «жу» – неспроста».

Встретились с Казачковым. Потрясающий человек, сгусток энергии. Тюрьму превратил в библиотеку. Абсолютно в курсе всего, что происходит снаружи те 14 лет, которые он «сидит». Пояснил, что «вакуума душа не терпит». Рассказал, что в тюрьме в совершенстве изучил английский.

«Ага!» – думаю, – «Вот и мой шанс»…

– Трудно изучать язык без возможности попрактиковаться… – говорю, ничем не нарушая данное подполковнику обещание.

– Да здесь, в лагерях и тюрьмах, – довольно изысканное общество: мы всегда здесь говорили так, как вся страна только в последние годы, – смеется Казачков. – И английский есть с кем… Кстати, мой сосед по камере – ваш коллега. Южин, бывший корреспондент ТАСС в Лос-Анджелесе».

Подполковник сидит рядом багровый, но что-то в его виде подсказывает мне, что он доволен. Предупреждение было сделано, даже дважды повторено, а то, что настырный журналист все-таки докопался – не его вина..

В общем, явная была игра между двумя тогда противоборствующими ведомствами – МВД и КГБ.

* * *

…А нас повели на экскурсию. Полковник – начальник тюрьмы показал целую библиотеку книг, подаренных его бывшими «подопечными». Рассказывал о них, – знаменитом Анатолии Марченко, который погиб тут и похоронен на чистопольском кладбище, правозащитнике Сергее Ковалеве, позже – депутате российского парламента и уполномоченном по правам человека, Сергее Григорьянце, позже – редакторе «Гласности», Натане Щаранском, позже – министре обороны Израиля.

Потом нам показали и камеры. В первой, куда мы вошли, сидели осужденные по экономическим преступлениям. Предприниматели в стране, в которой предпринимательство было совсем недавно уголовным деянием. Поболтали с ними, люди милые, образованные. В общем, размякли…

И поэтому в следующей камере, с рецидивистами, мой напарник-фотограф совершает большую ошибку – входит и примеряет лежащую на полке у двери чью-то шапку.

И вот тут началось. Зеки вскакивают, мелькает, похоже, заточка, нас прижимают к стенке, в узкий проход, вытаскивая пистолет, рвутся два офицера. Крик, шум.

Нас отжимают от зеков и уводят в какую-то комнату. Слышны громкие голоса и перестук. Красный от гнева подполковник орет на нас:

– Я, бл…, говорил, ничего не трогать! Вы понимаете, что наделали, мать вашу? Вы же западло им сделали!

В общем, тюрьму успокоили. Воров в законе тогда в ней не было, был «смотрящий» – довольно молодой грузин по имени Резо. Его тоже привели в эту комнату – конфликт улаживать.

– Вот, объясняйтесь теперь! – кричит подполковник. – Западло! Вы западло сделали!

Невозмутимый Резо посмотрел на моего фотографа и, дождавшись пока подполковник наконец умолкнет, негромко говорит:

– Надеюсь, вы понимаете, что очень неделикатно поступили?

И вот с этим «западло» и «неделикатно» мы отправились домой.

* * *

Но тема таинственного соседа по камере Михаила Казачкова мне не давала покоя. «Что же это за «железная маска» такая?» – думал я и начал то, что называется «копать». Копал-копал и выкопал разрозненные крохи сведений о некоем Южине, работавшем, кажется, под прикрытием корреспондента ТАСС, и бывшем двойным агентом КГБ и ФБР. И удалось выяснить, что буквально за несколько часов до нашего приезда в Чистопольскую тюрьму его, Южина, спешно отправили по этапу в другую тюрьму – чуть ли не в знаменитую «Красную Шапочку» в Тагиле.

В общем, интересно…

* * *

А тут как раз декабрь 1990-го и я работаю парламентским корреспондентом на очередном съезде народных депутатов СССР. Там в кулуарах к журналистам часто выходят высокопоставленные чиновники страны, и как-то раз вышел председатель КГБ Владимир Крючков. Все скромно, в отличие от Горбачева, рядом с Крючковым всего один охранник (во всяком случае, видимый). Дюжина журналистов с диктофонами наперевес окружают Крючкова, и я в том числе. Председатель КГБ отвечает по очереди на разные вопросы. Доходит моя очередь.

– Скажите, вам знакома такая фамилия – Южин? – спрашиваю, предполагая, что сейчас смогу председателя КГБ «проколоть».

– Знакома, – спокойно отвечает Крючков.

– А можете сказать, где он сейчас находится?

– Конечно, могу, – кивает Крючков. – В Советском Союзе...

И ведь не придерешься! Крючков начинает отвечать на чей-то следующий вопрос, а сам время от времени посматривает на меня – внимательно так, но абсолютно бесстрастно. Потом прощается, мол, дела, уходит…

– Пойдем в буфет, – хлопает меня по плечу кто-то из коллег. – Мы с Виталием хотим угостить тебя кофе и миндальными пирожными.

Знают, черти, что я обожаю миндальные пирожные и в буфете съезда народных депутатов СССР сметал их чуть ли не первым. Они, правда, не миндальные, на самом деле, а арахисовые, но я почему-то с детства привык называть их «миндальными».

– С чего вдруг? – удивляюсь я.

– Ну, напоследок, – нарочито вздыхает коллеги. – Ты же сегодня последний раз на съезде. Видел, как Крючков на тебя смотрел? Все, не жилец…

И дальше эти гады начинают мне говорить, что помнишь, мол, как было в фильме «Укол зонтиком»?..

Внутри меня все опускается (кроме миндального пирожного). После завершения парламентского дня еду домой на такси и внимательно поглядываю на соседние авто. И думаю про себя: вот черт!

А на утро – я опять был в буфете и даже успел схватить последнее миндальное пирожное (предпоследнее взял Кирилл Лавров).

Через несколько месяцев я был на баррикадах Белого дома, а Владимир Крючков – в президиуме ГКЧП. А вскоре мы оба уже жили не в Советском Союзе…