В «пробке»
…Их одиннадцать на этой улице. Надписей «Аренда», «Сдается». На пустых или белых окнах – бывших офисов, бывших ресторанов, бывших кафе, бывших банков.
Вот в этом доме во времена моего детства был знакомый всем московским мальчишкам «Юный техник». Там было все! Ну, все, что нужно мальчишечьей душе. Где он? Нет, потому что вы сломали ту страну, чтобы построить капитализм.
А вот здесь был маленький уютный ресторанчик «Вкус», потом – «Домино». Где он? Нет, потому что вы сломали капитализм, чтобы построить правильный капитализм.
Вот здесь была небольшая частная клиника. А тут – «Вьетнамская кухня». Здесь был банк – потом он оказался плохим, что-то нарушал. Как всегда, впрочем. Здесь был симпатичный павильон с хот-догами.
Здесь, в самом начале был ресторан «София». Первый ресторан, в который я когда-то пригласил пообедать отца. Для меня тогда было очень важно – не он меня, а я его. Потом там было что-то итальянское…
Здесь доживает свой век книжный магазин «Республика». Когда-то он был уникальный – ночной. Едешь ночью с работы, заходишь и в тишине подбираешь какую-нибудь книгу. Теперь – уже нет. Нельзя припарковаться…
…Здесь была пивная «Огни Москвы» – с огромными столами и круглым царь-столом посередине второго зала. А здесь в старом доме с толстыми станами – длинный, вытянутый пивной ресторан «Пилзнер», всегда полный народу, со старыми люками в фойе. Нет, он еще жив – просто переехал в неподобающую ему «стекляшку», освободившуюся после того, как умерла «Якитория».
«Sale», «Аренда», «Сдается»… Каин, где брат твой?
…Что? Почему я все время о ресторанчиках? Не в них суть? Да, конечно, не в них. Не только в них… Несколько сотен метров дальше, за край 1-й Тверской –Ямской, за Тверскую заставу… Здесь был часовой завод «Слава». Кончилась «Слава». А здесь – знаменитая на всю Москву кондитерская фабрика «Большевик», с маленьким магазинчиком во флигеле, в который приезжали со всей Москвы заказывать торты. Проезжаешь мимо фабрики – запах ванили и шоколада. Давно нет… И никто не вспомнит, как пахнет пустота…
Едешь теперь мимо и вспоминаешь: «У каждого дела запах особый: в булочной пахнет тестом и сдобой… Рыбом и морем пахнет моряк. Только безделье не пахнет никак».
…Если по этой улице поехать дальше, на Тверскую… Вот тут «Аренда», было какое-то кафе. Тут был магазин рубашек – умер. Тут был какой-то китайский ресторан… Здесь был киоск… Вот тут в переулке симпатичный азербайджанец продавал дыни и черешню. И отдавал в долг постоянным покупателям, если те забыли деньги.
А здесь стояла знаменитая стеклянная «Пирамида» перед «Известиями», с кучей кафе, салонов, мини-бутиков. С какой помпой вы ее сносили. Теперь здесь – бетонная проплешина. Вру, не бетонная, конечно, – плиточная.
Вы правильные. Вы очень правильные. Вы все время знаете, как лучше. Вы убрали светофоры с этой Тверской, потом что так лучше. Потом – восстановили их, потому что тот, кто убирал, кто делал лучше, – сам оказался не лучшим. Вы разлиновали на тротуарах этой улицы места для парковок. Потом стерли и вообще запретили парковку. Так лучше. Так правильно. Вы переделали Триумфальную площадь (бывшую Триумфальную, простите), а потом на несколько лет оставили на ней строительные павильоны и заборы, потому что здесь приноровились собираться те, кто считает, что знает как лучше вас.
Разве можно быть лучше вас?!
На бульварах, крыльями отходящих от этой улицы, вы устроили правильное освещение на деревьях. Потом – сняли и сделали другое, еще более правильное.
А здесь был знаменитый на всю страну кинотеатр «Россия». Потом вы переименовали его в «Пушкинский». Потому что никак не могли договориться: сколько стоит «Россия». Ее имя. И кто кому должен платить. Потом – опять «Россия», Наверное, договорились. Продали «Россию»…
Вы три раза перерисовали разметку на этой улице – меня на все более правильную. Вы расширили тротуары до состояния Елисейских полей. Но там, на Елисейских, почему-то нет этих надписей: «Sale», «Сдается», «Продажа».
…Знаете, я люблю Париж. Не потому что Париж. А потому что приезжаю, иду обедать в «Фуке» на те самые Елисейские, а у него на улице стоят диваны. Красные. Проходят года и даже века – тот же «Фуке», то же место, те же красные диваны… Они там стояли в 1996 году, когда я впервые приехал в Париж. И в 2011-м, когда мы обедали тут с мамой. И в 2012-м. И в 2019-м… Диваны. Красные. На том же месте и в тот же час.
И обычная Brasserie на пляс Опера – все та же. И также в ней всегда небольшая очередь за утренним эспрессо, круассанами и крок-мадам…Такие они… неправильные… вечные… более знакомые и уютные, чем твой родной город…
…В детстве мы ходили играть «на стройку». И почти все ходили. Потому что стройки тогда были вечные, незыблемые как советская власть… Но почему вы всю мою жизнь заставили меня жить на вечной стройке? Когда, наконец, вы построите и мы будем здесь жить, просто жить? Хотя… догадываюсь, вы же не для меня строите. Не для этих прохожих. Не для кондитеров и кафешек.
Вы строите, потому что знаете как правильно. Вы готовы оскопить эту такую неправильную, такую не выдраенную до блеска, такую не симметричную жизнь. И над ней, над этой жизнью, все выше вздымается лозунг – Sale. Аренда. Продается.
Иногда мне кажется, что скоро над всей страной будет надпись «Сдается». Или «Продается». И никаких запахов.
«Только безделье не пахнет никак».
Каин, где город твой? Где страна твоя?
