Программа сокращения бедности vs российская экономика
Градус настроений вокруг перспектив российской экономики и, соответственно, перспектив рубля последнее время постоянно понижается. На эту тему выходят все более пессимистические материалы в средствах массовой информации, все мрачнее и мрачнее становятся прогнозы и выступления экономистов и аналитиков, вовсю армагеддонят видеоблогеры, которые сделали тему «доллар по 100 рублей или доллар по 200 рублей», наверное, одной из главных тем финансовой части российского youtube. Естественно, что эти традиционные крики про обрушение рубля находят отклик и в аудитории.
Что же происходит с рублем и экономикой в в ближайшей перспективе?
На днях глава Минэнерго России Александр Новак заявил о том, что мировой спрос на нефть восстановился на 90% после весеннего коронакризисного обвала. Восстановление, действительно, видно невооруженным глазом. Правда, 90% я, в отличие от министра, пока никак не могу разглядеть, но, действительно, спрос на нефть очень серьезно восстановился и основной фактор – это, конечно же, подъем мировой экономики с апреля 2020 года. Вторым фактором стало нахождение точки компромисса в ОПЕК+: похоже, участники процесса несколько испугались последствий конфликтов в марте и обеспечили, по сути, неофициальный консенсус. Так что ОПЕК+ начиная с мая, на баланс спроса-предложения на нефтяном рынке влиял положительно, хотя многие противоречия, выявившиеся в марте, пока не сняты и продолжают присутствовать. Однако, думаю, что негласно стороны отложили их прояснения ««о лучших времен».
Дальнюю перспективу российской экономики можно оценить как абсолютно нулевую, потому что нет экономики там, где нет процветающего общества.
По прогнозу Александра Новака, мировой спрос на нефть вернётся к докризисному уровню уже в первой половине 2021 года. Стоит ли в этом случае ожидать возвращения нефтяных цен в диапазон $50–60 за баррель?
Не думаю, что нефть вернется к докризисному уровню, тем более – в течение осени. До ноября я прогнозирую боковой тренд в котировках на нефть, возможно – с небольшим повышением – до 7-8%. После ноября – возможен рост до уровне выше 50$ за баррель. Для российского бюджета – это сдержанный, но в целом позитивный сценарий
Однако есть, конечно же, и дальние перспективы. Даже не дальние – скорее средние: мы живем в такой ситуации, когда под «ближней перспективой» подразумеваем несколько месяцев, а все, что дальше, превращается в «дальнюю перспективу» рубля и российской экономики.
И эту перспективу, на мой взгляд, можно оценить как абсолютно нулевую, потому что нет экономики там, где нет процветающего общества.
Попробуем оттолкнуться от сухой статистики. Правительство, традиционно оптимистичное или сдержанное и своих заявлениях, спрогнозировало рост числа бедных в России до 19,5 млн. человек. То есть каждый седьмой россиянин к концу 2020 года окажется за гранью прожиточного минимума – более 13% населения.
Политика повышения налогов и тарифная политика в стране находится в прямом противоречии с планом сокращения бедности, поскольку только повышает фискальную нагрузку на всех россиян, включая бедных.
Причем надо отметить, что нынешний кризис здесь не причем: план властей по двукратному сокращению бедности к 2024 году в стране де-факто провалился еще при кабинете Медведева: темпы сокращения были таковы, что никакая экстраполяция не могла предположить запланированный результат к 2024 году...
Постоянные майские указы «на социальные темы» были, скорее, декларацией «хотелок», нежели механизмов из реальной реализации.
А новое правительство, едва сформировавшись, оказалось перед проблемой вирусного кризиса. Понятно, что в нынешней мировой экономической ситуации от плана сокращения бедности приходится отказаться.
Более того: сохранение сырьевой зависимости российской экономики означает, что проблему сокращения бедных в два раза можно решить только при уровне цен на нефть по $200 за баррель и выше, а это нереально.
Политика повышения налогов и тарифная политика в стране тоже находится в прямом противоречии с планом сокращения бедности, поскольку только повышает фискальную нагрузку на всех россиян, включая бедных.
И возникает вопрос: этого не понимают или сам план борьбы с бедностью – всего лишь «социальный фантик»?
Государство – это тоже такая «большая бизнес-компания», у него свой бизнес и вот в нем-то все сошлось…
Был только один реальный разговор, который мог бы повлиять на борьбу с бедностью, – это разговор о переходе с плоской на дифференцированную шкалу налога на доходы физических лиц. Такой переход мог бы быть инструментом решения этой задачи, но только при одном условии – одновременно с повышением налога на «средних» и «богатых» надо было установить нулевую ставку налога для ВСЕХ россиян с доходом ниже 300 тысяч рублей в год. А на такое решение явно никто не способен, хотя именно оно подтолкнуло бы хоть как-то прогресс в деле борьбы с бедностью и начало было нивелировать тот нарастающий разрыв в уровнях жизни самых богатых и самых бедных россиян, который разрывает наше общество и соответствует самым сомнительным «латиноамериканским» стандартам.
Но дело даже не в этом. Экономический механизм России сегодня таков: проиграли в программе ликвидации бедности – зато выиграли в «бюджетном правиле». «Бюджетное правило», сам принцип формирования российского бюджета остается незыблемым, он реально работает, но сам этот принцип противоречит самой идее сокращать бедность в нашей стране.
Наша экономика устроена так, что нам в принципе экономически не нужна и даже противопоказана борьба с бедностью внутри страны – нам куда выгодней борьба с бедностью в Соединенных Штатах Америки и Европе. Формула «Достаток увеличивает прибыль» – она не для нас, она – для другого мира. А мы – заповедник отрицательной формулы: «Прибыль выше, если достаток меньше».
…Недавно помощник президента России Максим Орешкин заявил, что бизнесу не стоит рассчитывать на дополнительную помощь от государства и что на данном этапе дотации пострадавшему от вирусного кризиса бизнесу уже не актуальны, а выживут лишь те, кто «соответствует изменившимся условиям в экономике, каким-то компаниям придется закрыться а кто-то вырастет в два раза – именно через такой болезненный процесс всегда происходит рост экономики».
То есть, переводя это с чиновного на обычный, г-н Орешкин нам напомнил классические, на уровне пятиклассника, знания: жизнь есть конкуренция, а наше общество устроено в соответствии с такими школярскими представлениями о конкуренции по принципу «Ничего личного – только бизнес». В таком «облегченном» понимании устройства экономики и страны, бедные – это всего лишь «проигравшие в конкуренции». А сама страна разделена на три уровня. Первый – это общество, устроенное на конкуренции и естественном отборе.. Второй – это бизнес, которому никто помогать не будет (пусть сам выживает). Третий – само государство со своим «бюджетным правилом», с механизмом пополнения своих доходов. Государство – это тоже такая «большая бизнес-компания», этакое акционерное общество (к сожалению, скорее закрытое для нас, чем открытое), и у него свой бизнес и вот в нем-то все сошлось…
Мы не живем с внутреннего спроса – значит, мы не живем с собственного достатка. Наш достаток (у тех, у кого он есть) – результат не умножения доходов в обществе, а их вычитания у кого-то.
Соответственно, главный драйвер российской экономики и главный механизм исполнения бюджета этого «акционерного общества» – это зазор между доходом от продажи сырья за доллары и расходами на его добычу в рублях. А этот зазор, естественно, включает оплату труда – не только конкретных буровиков, вахтовиков и даже клерков нефтяных и газовых компаний, но и – косвенно – всех нас как «большого коллектива» самой большой нефтегазовой компании в мире по имени «Россия». И что же в таком концепте означает борьба с бедностью? Борьба с бедностью будет означать, что зазор между валютными доходами от продажи сырья и рублевыми расходами на его добычу нужно сокращать. То есть наша экономика устроена так, что нам в принципе экономически НЕ НУЖНА и даже противопоказана борьба с бедностью внутри страны – нам куда выгодней борьба с бедностью в Соединенных Штатах Америки и Европе. Это там борьба с бедностью означает, что спрос на наше сырье и, следовательно, наши доходы будут увеличиваться. Формула «Достаток увеличивает прибыль» – она не для нас, она – для другого мира. А мы – заповедник отрицательной формулы: «Прибыль выше, если достаток меньше»…
Так что тема пресловутой сырьевой зависимости российской экономики, тема «голландской болезни» – на самом деле касается каждого из нас. Мы не живем с внутреннего спроса – значит, мы не живем с собственного достатка. Наш достаток (у тех, у кого он есть) – результат не умножения доходов в обществе, а их вычитания у кого-то.
Даже просто живя в России, а тем более инвестируя, мы должны иметь в голове, что наша экономика в своем развитии выстроена не прямо пропорционально интересам нашего же общества, а обратно пропорционально.
И какие бы программы не принимались, какие бы красивые проекты и указы не утверждались – давайте признаем честно: нереально идти против течения и какими-то программами добиться обратного хода до тех пор, пока основной механизм российской экономики и бюджета работает по принципу «Чем хуже обществу, тем лучше бюджету»
Поэтому, как бы мы скептически и иронически не относились к «коням апокалипсиса» – следует признать: да, курс в 100 рублей за доллар в нашей стране возможен и даже «запрограммирован». Это не значит, что он будет, но это значит, что сам экономический механизм России толкает нас в эту сторону.
…Какое отношение тема бедности имеет к инвестициям? Самое прямое. Даже просто живя в России, а тем более инвестируя, мы должны иметь в голове, что наша экономика в своем развитии выстроена не прямо пропорционально интересам нашего же общества, а обратно пропорционально.
И ситуация с программой сокращения бедности – это индикатор того, как и что происходит на самом деле. Инвестиции, которые убивают наших стариков и детей, – это плохие инвестиции. Инвестиции в страну, где предлагают считать исключительно конкуренцию главным драйвером развития, – это плохие инвестиции. Инвестиции в страну, дети который в принципе не очень хотят и не планируют в ней встречать зрелость и старость, просто не хотят здесь жить, – это плохие инвестиции. Вы же не инвестируете в ремонт, например, квартиры, про которую точно знаете – в ней никто не хочет жить…
